Князь Святослав

- К сожалению, самое интересное не попадает на страницы наших книг. Но я всё-таки уже набросал главы, в которых мои современники: Никифор, Цимисхий и эта царственная шлюха нарисованы во весь рост. Как будут изумлены потомки. Кого они славили как помазанников божиих и которых боготворили, были - убийцы.

- Интересно послушать, - сказал Геометр, - а только нельзя приравнивать этих василевсов.

- Не уверен, - ответил Диакон. - Вы знаете, как завоевал славу Никифор? Слава его была блистательной и сам он - гордостью ромеев. И в самом деле он был бесстрашен и справедлив. Он поднял военный наш престиж до такой высоты, до какой он никогда не поднимался в прошлом и, так думаю я, не достигнет в будущем… Но что с ним стало потом…

- Жаль, что историки в угоду обстоятельствам и сильным мира сего больше затемняют события в своих сочинениях, чем проясняют, - сказал сатирик.

- Что делать, когда опубликование факта стоит головы? Вот, например, как эти факты, которые расскажу вам; могу ли я обнародовать…

- Будем рады послушать, - сказал сатирик. - Бесстрашие твоей мысли мне нравится. И беспристрастность.

И они теснее сгрудились за столом.

- Знаете ли вы, что наша царица Феофано - дочь кабатчика Кратероса?

- Как не знать, - заметил сатирик, - её отец содержал харчевню в столице, а теперь он носит титул патрикия и переменил имя.

- Много тёмного в том, как эта девица, удовлетворявшая известные прихоти пьяных матросов, появилась в царском дворце. Видимо, неотразимо было её женское обаяние, если царь сделал её супругой, равной апостолам по титулу. Низкое её происхождение было прикрыто официальной ложью, и в придворном хронографе историк написал: «Константин дал своему сыну, василевсу Роману, девицу благородного происхождения. Константин и его супруга Елена радовались вступлению в брак наследника престола с совершенной и добродетельной девушкой и притом столь славной и древней фамилии».

- Но ведь не так же всё было на самом деле! - вскричал Геометр в сердцах.

- В том-то и дело. Я исследовал этот факт досконально. Тайные грехи этой девицы известны были всем, и мать-царица навзрыд рыдала от стыда и позора, увидя её во дворце. Дочь кабатчика не могла простить ей этого и после выгнала мать-царицу и молодых принцесс из царских палат.

Тут возразил поэт Геометр:

- Если царица могла внушить одним страх, другим уважение, третьих околдовать чарами своей любви, стало быть в ней скрыты драгоценные достоинства, позволяющие ей возвышаться над прирождёнными патрикиями. Я вообще такого мнения, что ничто значительное не совершалось без страсти, и история мира есть биография замечательных людей. Не взирая на её пороки, о которых сложены легенды, Феофано всё-таки удивительное создание. А в том, что она отдалась Цимисхию, я её не виню. Куда ей было деваться? Правда, он отрёкся от неё, и опять очень подло.

- Я могу сказать только о личном впечатлении. Эта женщина вмещает в себя все грехи демонов и ангельскую обольстительность одновременно. Трудно сказать, чему тут больше следует удивляться: проницательности и сметливости её изворотливого ума, редкостной красоте или неразборчивому её разврату, необузданной жестокости и лукавству, скрытым под маской очаровательной приветливости. Я не думаю, чтобы она оставила в покое нового василевса. Вероятно, и в монастыре, куда он её замуровал, она ткёт сеть интриг и подготовляет дьявольские планы, которым потом изумится столица.

Хозяин заглянул в дверь и прислушался. Когда его заметили, он опять внёс новый сосуд вина. Вино стало оказывать своё действие и Лев Диакон заговорил о том, что его больше всего тревожило:

- Мы свидетели самых трагических моментов истории. Великая ромейская культура может быть накануне ужасного её исчезновения. Где Вавилон? Еде Египет? Где великий Рим? Всё - пыль и прах. Может быть, как и эти великие цивилизации, и мы будем сметены с лица земли надвигающейся лавиной варваров? Кто знает, не есть ли этот Святослав, не ведающий страха, питающийся сырой кониной и неутомимый как барс - не есть ли он могильщик великой ромейской державы. Ужасная тревога обуяла лучших людей нашего времени.

- И есть отчего, - вмешался сатирик Христофор. - На престоле с быстротой необыкновенной сменяется один убийца за другим. И один другого не лучше… А обо всем этом нельзя написать ни строчки. Есть от чего сойти с ума.

- Погоди, мы ещё не допили вино, - заметил Геометр.

- Но придёт же время и народ захочет привлечь тени умерших правителей к позднему суду! - продолжал Христофор. - Разберётся же когда-нибудь народ в злодействе властителей земных и каждому воздаст по заслугам.

- Но где он, - народ возьмёт беспристрастных свидетелей? Я вижу только курение фимиама, ликования царедворцев, неимоверную похвалу льстецов. Будничная, глубокая и трагичная сторона жизни народа не находит место под пером наших историков. Вот о чём всегда тоскую я. И меня, как историка, записавшего правду, боюсь, предадут суду друзья и объявят клеветником собутыльники. Примеров немало.