Князь Святослав II

Сначала Эмнильда обдумывала слова, какими она встретит Бориса, было важно пристыдить его, но вместе с тем не доводить до озлобления, до ненависти к матери, осмелившейся на такое. Нужные фразы из Священного Писания никак не шли на ум Эмнильде. Она путалась в новозаветных притчах, в голове были одни молитвы во избавление от греха. Наконец, княгиня утомилась от дум и томительного ожидания. В комнате было тепло от печки, несмотря на декабрьский холод за окном. Сладкая дрема смежила ей веки, и Эмнильда незаметно задремала.

Обрывки смутных сновидений мелькали перед Эмнильдой, ряженые скоморохи и среди них суровый старик с белой бородой. Он в упор посмотрел на нее, и от его взгляда она пробудилась. Ее обволакивала гулкая тишина и почти непроницаемый мрак, в единственное оконце падал голубоватый свет луны. Эмнильда пошарила рукой - она была одна. Как долго продолжалось ее забытье, час или несколько минут? Эмнильда не знала. Она мысленно пристыдила себя, что плохо подумала о своем сыне. Конечно, он спит сейчас в своей опочивальне крепким сном праведника. В Эмнильде росло раздражение против Лазуты, которая сейчас нежится на ее мягкой кровати, а ей, княгине, предстоит лежать до утра здесь в темноте! (У себя в спальне княгиня обычно зажигала на ночь светильник.)

Эмнильда сняла с себя тончайшую ночную сорочицу и сделала так, чтобы одеяло укрывало ее лишь до пояса. Неизвестно, сколько времени пролежала она с закрытыми глазами в ожидании сна, пока ей не послышалось, будто еле слышно скрипнула дверь. Эмнильда нехотя открыла глаза и повернулась на спину. Теперь она явственно расслышала шлепанье босых ног по полу, затем кто-то проворно забрался к ней под одеяло.

Эмнильда замерла, не смея поверить в то, что это может быть Борис. Когда она уловила возле своего уха дрожащий от возбуждения шепот и узнала по нему сына, то все еще не могла допустить мысли, что Борис сделал это с греховным намерением. Поэтому княгиня не произнесла ни слова.

Почувствовав на своем теле быстрые шаловливые пальцы, которые, щекоча ей кожу, пустились в самые нескромные обследования всех тайников ее тела, Эмнильда все еще отказывалась верить, что плотские желания могут довести ее сына до греха. Когда наконец гневный протест был готов сорваться с уст княгини, возмущенной очевидностью намерений ее любимого чада, долгий и жадный поцелуй запечатал ей уста. Эмнильда оказалась настолько снисходительной и податливой, что гнев ее сменился наслаждением, едва мужская плоть проникла в нее, лишив остатков разума. Подобно тому, как внезапно хлынувший поток, до того сдерживаемый, рушит на своем пути все преграды и становится еще, стремительнее, так и Эмнильда, долго сдерживавшая свою страсть, теперь вдруг дала ей полную волю. Достаточно было сделать первый шаг, потом она уже была не в силах остановиться.

Сколь упоительно сладостен был первый опыт обладания женщиной в жизни Бориса, на какие вершины блаженства вознесла его пучина сладострастия, подогреваемая умением искушенной в ласках женщины, лица которой он и не старался рассмотреть в темноте, будучи уверенным, что эти стоны и вздохи вылетают из груди Лазуты. Человеческая природа, сбросив оковы, вырвалась на волю и довела двух любовников, оскверняющих ложе, до головокружительного упоения. Наконец, растратив все силы, Борис уронил голову между пышных грудей, когда-то вскормивших его молоком, и мгновенно уснул, утомленный и опустошенный.

Эмнильда, придя в себя после случившегося и не находя оправдания, боялась пошевелиться, одолеваемая угрызениями совести. Муки эти были так велики, что грезы градом катились у нее из глаз, запоздалые слезы раскаяния. Она поднялась с постели, оставив там сына, и, уединившись в горенке, где под иконой Богородицы горел тоненький огонек лампадки, весь остаток ночи плакала там и молилась…

* * *

Вместо того чтобы смириться и признать, что только милость Господня поможет ей справиться с плотским вожделением, Эмнильда решила, что своими слезами смоет свой грех и будет достаточно благоразумна, чтобы впредь избежать подобного. Княгиня старалась оправдать случившееся, приписывая это обстоятельствам, а не злому умыслу, от которого никто, кроме Господа, уберечь не может. Душа ее словно раздвоилась, и обе половинки вступили в борьбу, изматывающую и непримиримую. Тело Эмнильды, истосковавшееся по мужским ласкам, будто пробудилось от спячки, в какую его загнали постами и молитвами, оно словно залежавшийся инструмент вдруг ожило и издало радостный звук, едва струн его коснулись пальцы музыканта пусть и неумелого. Разум, отягощенный всем прочитанным и выслушанным на проповедях, боролся с волей, которая тихо нашептывала ему о сладостном и запретном.

Изяслав, на денек приехавший в Вышгород, был встречен Эмнильдой с исступленной радостью. Она не отходила от князя ни на шаг и все упрашивала его забрать ее сына в Киев и отдать в греческую школу.