Сама княгиня помещалась в верхнем этаже двухэтажного княжеского дома, апартаменты же нижнего этажа всецело были отданы в распоряжение молодого князька Василия Андреевича.
Последний, попав прямо из объятий маменьки в среду удалых товарищей-офицеров, как это всегда бывает с мальчиками, которых держат в хлопках, развернулся, что называется, во всю.
Ни один товарищеский кутеж не обходился без его участия, он был зачинщиком всевозможных шалостей и проделок тогдашней молодежи.
Ухарство заставляло его пить, часто против его желания, и его поведение доставляло много горьких минут любящей его матери.
Она нежно выговаривала ему порой.
Он давал ей обеты воздержания, ласкаясь как ребенок, и княгиня Зинаида Сергеевна таяла под лучами этой сыновьей ласки, таяла, как воск под лучами солнца.
Сынок же принимался снова за прежнее.
Так шли годы.
С Потемкиным Зинаида Сергеевна не встречалась, с Дарьей Васильевной, последние годы болевшей сильно ногами, виделась лишь несколько раз, сделав ей краткие визиты.
Из-за шалуна Васи, как она называла своего сына, ей, впрочем, пришлось один раз, уже по возвращении Григория Александровича из-под Очакова, явиться самой к нему просительницей.
Дело заключалось в следующем.
Несколько офицеров, с князем Святозаровым во главе, позволили себе сыграть какую-то злую шутку с одним из близких государыне лиц, почтенным графом Александром Андреевичем Безбородко.
Последний среди шалунов узнал одного Святозарова и объявил, что пожалуется на него самой государыне.
Дело могло принять дурной оборот для молодого князя.
Он во всем покаялся матери.
— Единственное спасение попросить светлейшего… Съезди, мама…
— К Потемкину! — вздрогнула княгиня.
— Ну да, к нему… Он один может спасти и отвратить гнев государыни…
— Хорошо… я съезжу, — сказала Зинаида Сергеевна после продолжительной паузы.
Много потребовалось ей силы воли, чтобы решиться на этот шаг.
На другой день она была в приемной светлейшего.
— Кого там принесло? — спросил Григорий Александрович адъютанта, сидя в кабинете и кивая в сторону приемной.
Адъютант начал говорить фамилии. Князь рассеянно слушал.
— Княгиня Святозарова, — произнес адъютант.
— Кто? — вскочил светлейший.
— Княгиня Зинаида Сергеевна Святозарова… — повторил адъютант.
— Ты не ошибся?.. — спросил Григорий Александрович. Голос его дрогнул.
— Никак нет-с, ваша светлость, я лично знаком с ее сиятельством, и сейчас только говорил с нею… Она приехала просить вашу светлость по поводу ее сына…
— Сына… какого сына?.. — уставил Потемкин на адъютанта свой единственный здоровый глаз.
Глаз этот выражал сильное душевное волнение.
— Князя Василия Андреевича… — просто отвечал адъютант, с недоумением наблюдая волнение вельможи.
Он не понимал, да и не мог понять причины. Григорий Александрович вздохнул свободнее.
— Проси, проси сюда… скорее… Как можно заставлять дожидаться ее сиятельство… — заторопился светлейший.
Адъютант кинул на него чуть заметный удивленный взгляд и поспешил исполнить приказание светлейшего.
Через несколько минут дверь отворилась, и в кабинете Потемкина появилась княгиня Зинаида Сергеевна.
При виде этого, до сих пор дорого ему лица, этих светлых, почти таких же, как прежде светлых, глаз, часто мелькавших перед ним и во сне, и наяву, Григорий Александрович еле удержался на ногах от охватившего его волнения, но силой воли поборол его.
— Княгиня! — двинулся он навстречу неожиданной гостье. — Чем я обязан удовольствию видеть вас у себя… Несмотря на то, что я очень рад, я начну с упрека… Если я вам нужен, вам стоило только написать, и я явился бы к вам.
— Вы слишком добры, ваша светлость, — сказала княгиня, опускаясь в подставленное ей князем кресло. — Я к вам с просьбой.
— С приказанием, княгиня…
Зинаида Сергеевна окинула его вопросительно недоумевающим взглядом.
— Ваша просьба — для меня приказание… — пояснил светлейший свою мысль. — Потемкин всегда в полном распоряжении бывшей княжны Несвицкой.
Княгиня вспыхнула, а затем вдруг побледнела.
— Не будем тревожить прошлого, ваша светлость.
Очередь побледнеть настала для Григория Александровича.
— Для меня оно всегда настоящее… Но в чем дело, княгиня?
Зинаида Сергеевна рассказала ему подробно шалость молодого князя и грозящую ему беду.
— Одни вы можете спасти его… — заключила она.
Потемкин улыбнулся.
— Это просьба не из больших, княгиня… Прикажите вашему шалуну быть у меня завтра вечером, да скажите ему, чтобы он был со мной посмелее… Все уладится как нельзя лучше…
— Я не знаю как благодарить вас, ваша светлость.
— Вместо благодарности я прошу вас, княгиня, если я понадоблюсь вам, прислать за мной просто, а не беспокоиться ездить ко мне, этим вы доставите мне большое удовольствие… Обещайте мне это?
— Хорошо, я обещаю вам… — протянула княгиня руку Григорию Александровичу.
Он наклонился поцеловать ее, по обычаю того времени.
Княгиня почувствовала, что ее руку чем-то обожгло.
Это была слеза Потемкина.
Она вышла из кабинета почти шатаясь, с дрожащими на ресницах слезами.
Это были слезы волнения.
Василий Андреевич Святозаров явился в назначенное время к светлейшему.