Князь Тавриды

«Господин генерал-поручик и кавалер, — писала ему государыня, — вы, я чаю, столь упражнены глазеньем на Силистрию, что вам некогда письма читать, и хотя по сию пору не знаю, преуспела ли ваша бомбардировка, но тем не меньше я уверена, что все это, что вы сами предприемлете, ничему иному приписать не должно, как горячему вашему усердию и ко мне персонально, и вообще к любезному отечеству, которого вы службу любите. Но как, с моей стороны, я весьма желаю ревностных, храбрых, умных и искусных людей сохранить, то прошу вас по пустому не вдаваться в опасности. Прочитав сие письмо, может статься, сделаете вопрос: к чему оно писано? На сие имею вам ответствовать: к тому, чтобы вы имели подтверждение моего образа мыслей о вас, ибо я всегда к вам доброжелательна».

Григорий Александрович несколько раз перечитал это драгоценное для него письмо.

Он знал боготворимую им монархиню, он умел понимать ее с полуслова, читать между строк ее мысли.

Он понял, что час его пробил, что царица и отечество требуют его исключительной службы при тогдашних тяжело сложившихся обстоятельствах внутренней жизни России.

Он бросил все и поскакал в Петербург.

Его отъезд причинил большое огорчение любившим его товарищам и подчиненным.

Солдаты утешались лишь тем, что их отец-командир покинул их по вызову самой «матушки-царицы».

Весть о письме государыни к Потемкину — причине его отъезда из армии — конечно, тотчас же с быстротою молнии облетела войска.

Императрица встретила его с особенным вниманием.

Он был представлен государыне Григорием Орловым, все еще продолжавшим стоять у кормила правления.

Воспользовавшись благосклонностью царицы, Григорий Александрович, памятуя русскую пословицу: «Куй железо пока горячо», прежде всего поторопился вознаградить свое честолюбие.

Он был недоволен полученными им наградами, тем более, что два генерала, Суворов и Вейсман, стоявшие ниже его по линии производства, получили ордена Святого Георгия II степени, и написал вскоре после своего приезда в Петербург письмо государыне.

Письмо было им подано через тайного советника Стрекалова, находившегося у принятия прошений.

Оно было следующего содержания:

«Всемилостивейшая государыня! Определил я жизнь мою для службы Вашей, не щадил ее отнюдь, где только был случай на прославление высочайшего имени. Сие поставя себе простым долгом, не мыслил никогда о своем состоянии, и если видел, что мое усердие соответствовало Вашего Императорского Величества воле, почитал себя уже награжденным. Находясь почти с самого вступления в армию командиром отдельных и к неприятелю всегда близких войск, не упускал наносить оному всевозможный вред, в чем ссылаюсь на командующего армией и на самих турок. Отнюдь не пробуждаемый завистью к тем, кои моложе меня, но получили высшие знаки высочайшей милости, я тем единственно оскорблен, что не заключаюсь ли я в мыслях Вашего Величества меньше прочих достоин? Сим будучи терзаем, принял дерзновение, пав к священным стопам Вашего Императорского Величества просить, ежели служба моя достойна Вашего благоволения и когда щедроты и высокомонаршая милость ко мне не оскудевает, разрешит сие сомнение мое пожалованием меня в генерал-адъютанты Вашего Императорского Величества. Сие не будет никому в обиду, а я приму за верх моего счастия, тем паче, что, находясь под особым покровительством Вашего Императорского Величества, удостоюсь принимать премудрые Ваши повеления и, вникая в оныя, сделаюсь вяще способным к службе Вашего Императорского Величества и отечества».

Не долго пришлось Григорию Александровичу ждать всемилостивейшего ответа.

На другой же день по отправлении им письма он получил письмо императрицы.

«Господин генерал-поручик. Письмо ваше господин Стрекалов мне сего утра вручил, и я просьбу вашу нашла столь умеренною, в рассуждении заслуг ваших мне и отечеству учиненных, что я приказала изготовить указ о пожаловании вас в генерал-адъютанты. Признаюсь, что и сие мне приятно, что доверенность ваша ко мне такова, что вы просьбу вашу адресовали прямо ко мне, а не искали побочными дорогами. Впрочем, пребываю к вам доброжелательная».

1 марта 1774 года Потемкин назначен был генерал-адъютантом и вслед за тем ему был пожалован орден Святого Александра Невского.

Казалось, самое ненасытное честолюбие могло быть удовлетворено.

Григорий Александрович поехал во дворец благодарить за оказанные ему милости и был принят более чем благосклонно.

Вдруг после этого посещения князь сделался задумчивым, заскучал и перестал ездить во дворец.

В придворных сферах, где с неусыпным вниманием следили за восхождением нового светила, все были поражены.

Изумление достигло крайних пределов, когда узнали, что вновь назначенный генерал-адъютант, кавалер ордена Александра Невского удалился в Александро-Невскую лавру, отрастил бороду и, надев монашескую одежду, стал прилежно изучать церковный устав и выразил непременное желание идти в монахи.

Сама государыня была поражена.

Никто не мог найти причину такой странной перемены, казалось, в жизнерадостном, веселом и довольно молодом генерал-адъютанте.