Князь Тишины

Сидела я как-то на общих занятиях по теории композиции, от тоски рисовала в тетради угольную шахту в разрезе и поглядывала в окно, благо оно было открыто и снаружи приятно веяло сквознячком. Из окна виднелся кусок двора с кустами акации и угол мастерской Антонины. Неподалеку от культовой черной двери прохаживался упитанный волосатый мужик восточного вида, мне незнакомый. Я насторожилась: субъект явно кого-то выслеживал, слишком он пристально разглядывал окна мастерской. Я подумала, может, это отец кого-нибудь из новичков, но для отца он был, пожалуй, недостаточно стар – лет тридцати пяти, не больше. По одежде он походил на иностранца – вроде все то же самое, штаны, там, свитер, а все равно заметно.

Напрочь забыв о том, где я вообще нахожусь, я принялась следить за ним во все глаза.

Должно быть, восточный человек болтался под окнами уже давно, поскольку лицо у него было недовольное и весьма замученное. Устав ходить туда-сюда, он присел на каменную скульптуру в виде верблюда-мутанта, поерзал, резво подскочил, долго рассматривал сзади брюки, что при его габаритах было нелегким делом, потом тяжко вздохнул, ссутулился и убрел в сторону ворот. Я только вошла во вкус слежки и даже слегка обиделась на него. Но оказалось, я рано расстроилась. Не прошло и пяти минут, как из мастерской вылетела Эзергиль и принялась вертеть головой по сторонам. «Ушел!» – горестно воскликнула она в пространство и понеслась к воротам. Вслед за ней в дверях возникла Погодина. На плече у нее висел здоровенный кофр защитного цвета, под тяжестью которого она гнулась, как колодезный журавль.

– Ну что там? – крикнула она вслед.

– Хайруллах, подожди! – донесся крик. – Ах ты, черт! Уже уехал!

Из-за угла с несчастным видом появилась Эзергиль.

– Поймал тачку и свалил, – сообщила она, – меня не услышал. А все из-за Тони. Хоть бы раз в жизни, ради исключения, отпустила нас вовремя.

Погодина пожала плечами:

– Уехал и уехал. Честно говоря, я вообще не понимаю, чего ты с ним возишься.

– Да уж тебе не понять, – бросила Эзергиль и подхватила кофр за другую лямку. – Раз-два, взяли!

– Нет, ты погоди, – остановилась Погодина. – Я плечо переменю. Блин, тяжесть-то какая! Надорвешься ведь. Может, все-таки съездить с тобой?

Эзергиль тяжко вздохнула:

– Нет. Антонина дала специальное указание – тебя не брать. Ради нашего общего блага. Поверь, там, куда я еду, тебе появляться нельзя.

– Нельзя, так нельзя, – на удивление легко согласилась Погодина. – Давай хоть провожу до остановки. Ну Тоня, стерва, что она туда напихала? Был бы здесь твой чучмек, дотащил бы нам сумку.

– Он не чучмек, – очень надменно возразила Эзергиль. – Он египтянин.

– Древний? – неостроумно съязвила Катька. – Где ты его откопала?

– Он здесь учится по обмену. Через месяц поедет обратно. Так что, сама видишь, у меня каждый день на счету…

– А тут Тоня со своими дурацкими поручениями, – поддакнула Катька. – Тебя-то он с собой не зовет?

Девчонки взвалили кофр на плечи, потащили его к дыре в заборе и пропали у меня из виду за кустами акации. Однако голоса я слышала четко.

– Нет, конечно, не поеду, еще чего!

– Тогда зачем тебе он вообще сдался? Объясни пожалуйста, а то я третий день голову ломаю. Смотрю на него рядом с тобой, и не стыкуется. Он ведь старый…

– Всего-то двадцать восемь, – кокетливо возразила невидимая Эзергиль.

– Толстый, лапы волосатые, щеки на плечи свисают, глаза, как щелки…

– Вот то-то и оно!

Кофр глухо бухнул о землю.

– Ты ему в щелки эти хоть раз смотрела?

– Делать мне нечего, как всяким арабам в глаза заглядывать.

– Так загляни ради интереса. Они у него сине-зеленые, глубокие-глубокие, а если долго в них вглядываться, то они становятся почти черными, а на дне у них вспыхивает серебряный лабиринт.

– И что?

– Не понимаешь? У обычных людей таких глаз не бывает. Я пообщаюсь с ним, выясню, что за ними стоит, а потом заберу себе – и глаза, и то, что за ними. Вот так по кусочкам и собираю свой идеал…

– А! – понимающе воскликнула Погодина. – Теперь я въехала. Ну-ну, дерзай, только смотри, как бы Тоня не прознала. Ну-ка, взвалили эту дрянь на плечи…

Шаги быстро стихли за кустами. «Ой как интересно!» – пробормотала я, возвращаясь к шахте, занявшей уже добрую треть листа. Я машинально пририсовывала следующий ярус и думала, думала.

Слова Эзергили произвели полный переворот в моем сознании. Нет, я и раньше задумывалась, можно ли населять наши миры, но подслушанный мной разговор засвидетельствовал, что это реально. Передо мной открывались такие перспективы, что дух захватывало.