Князь тумана

Человек в высоком котелке тоже пришел, чтобы заглянуть своими глазами в один из освещенных ящиков, длинный ряд которых выстроился в темном коридоре. Сторож обратился к нему с пространными предостережениями, призывая быть внимательным, словно там, в темноте, человека подстерегают западни и ловушки. На самом деле пол в галерее был совершенно ровный. Здесь можно было, как в дикой природе, но только с гораздо большим удобством, наблюдать за жизнью самых быстрых и самых скрытных животных, не опасаясь промочить ноги и нажить ревматизм да в придачу еще и вернуться с пустыми руками. Сюда нанесли целые деревья: дубы с могучими корнями, среди которых занимались своей работой бобры, представленные в виде семейства, в котором имелись отец, мать и детки. Листва — конечно, искусственная — радовала глаз законсервированной роскошью вечнозеленого летнего дня. А реалистически воссозданное беспорядочное нагромождение земляных кочек, древесных корней и камыша на переднем и среднем плане плавно перетекало в живописный задник, на котором перед глазами зрителя возникал пейзаж Таунуса, написанный широкой кистью театрального художника, в почерке которого, однако же, чувствовалось некоторое знакомство с новейшей пейзажной живописью — фосфоресцирующими альпийскими лугами Холдера [23]и пастозным, густым мазком поздних импрессионистов. Человеку в котелке понравились олени и косули в осеннем лесу, зайцы и фазаны в поле, заросшем маками и васильками, пара могучих зубров, шлепающих по лужам бескрайней заболоченной низины, но здесь он ограничился только беглым осмотром. Витрина, к которой он устремлялся, находилась в конце коридора.

Казалось, свет тут сияет ярче, так как его лучи падали не на дубовую листву или хлебное поле, а отражались от льдов и снегов. Гипсовые льдины, похожие на толстые меренги со сливочным кремом, громоздились одна на другую. С ледяных карнизов свисали стеклянные сосульки. В живописи задника художник использовал сочные розовые и светло-желтые мазки, как будто над ледяными просторами занимался восход, окрашивая снежную пустыню в приторные тона мороженого со сливками. Посредине ледяные торосы образовывали ледяную пещеру. Из нее неспешно выходил белый медведь, размерами почти не уступающий зубрам из расположенной неподалеку витрины. Неожиданно маленькая головка, мохнатая шкура грязноватого изжелта-белого цвета, заиндевелая чернота на конце острой морды, гигантские лапы, которыми он нацелился ловить в полынье рыбу (бутылочно-зеленая стеклянная поверхность отражала на своей глади бесчувственное выражение, застывшее в глазах хищника) — все это представляло образ животного настолько живо, что казалось, ты ощущаешь даже его запах. Посетителю почудилось, что на него пахнуло приглушенным запахом дохлятины, который некогда исходил из пасти этого зверя. Светло-желтые и розовые тона! Разве встречаются они там, где обитают такие медведи? Когда солнце, ненадолго окунувшись в море, вновь поднималось на небосклоне, возникало впечатление, словно темная ледяная вата вокруг становится бледнее. Затем на горизонте появлялась светлая точка, как будто за молочно-белым матовым стеклом зажегся газовый рожок. Вот-вот! Молоко! Когда наступал день, казалось, будто в чашку черного кофе плеснули молока. Разыскивая в тумане медведя, ты замечал его только тогда, когда сталкивался с ним нос к носу. По крайней мере так рассказывали матросы с "Гельголанда", побывавшие с русскими моряками на медвежьей охоте. Посетителю довелось пока увидеть лишь немногих медведей. К примеру, медведицу капитана Абаки. Интересно, она теперь тоже "служит", как собачка, в стеклянной витрине?

23. Лоббисты оказывают нажим

Список приглашенных, который мистер Дуглас составил для большого банкета в честь господина депутата рейхстага доктора Гана (Александр протянул ему, держа в кончиках пальцев, сафьяновую папку, из которой Дуглас извлек большой лист), напоминал заседание какого-то Совета — так много в нем числилось разных советников: коммерции советник Лампадус, коммерции советник Геберт-Цан, юстиции советник Фриспель, тайный советник Доннер, советник от медицины Гарткнох, статский советник Альбертсгофен и советник окружного суда Фритце.

— Заручившись этими людьми, вы заручитесь и Ганом. Все они, э-э, нужные люди.