Ответов он не находил, хотя склонялся к тому, что многие мурзы, видимо, рассчитывали получить за свое согласие большие деньги. Но таких больших денег, о которых упоминал канцелярии советник, у Долгорукова в армейской казне не было. Да и в Петербург обращаться было бы бесполезно.
После некоторых размышлений Василий Михайлович присоветовал Веселицкому не отчаиваться и посильнее надавить на хана и его фаворитов.
«Слово бея, других Ширинов, конечно, весомо, — рассуждал князь. — Однако окончательное решение принимает все же самовластный государь Крыма — Сагиб-Гирей. Так требует закон… Джелал-бей особа, разумеется, влиятельная. Но даже самые захудалые и слабые государи не любят быть игрушкой в чужих руках. При наружном расположении и послушании они используют любой удобный случай, чтобы показать
Остаток ноября и весь декабрь Веселицкий посвятил укреплению прежних и завязыванию новых знакомств, выбирая в приятели людей влиятельных, способных оказать нажим на хана. Он побывал в гостях у хан-агасы Багадыр-аги, дефтердара Казы-Азамет-аги, здешнего каймакама Ислям-аги, близко сошелся с племянником Сагиб-Гирея нурраддин-султаном Батыр-Гиреем, с кадиаскером Фейсуллах-эфенди, защитившим вместе с Шагин-Гиреем в начале года переводчика Маврова, познакомился даже с Олу-хани, 80-летней старшей сестрой Сагиб-Гирея, всеми очень почитаемой.
В непринужденных разговорах Петр Петрович осторожно прощупывал новых знакомых, стараясь понять влияние дворцовой и прочей крымской знати на принятие важнейших решений. О содержании всех своих бесед с татарами он регулярно докладывал Долгорукову.
А Василий Михайлович, знакомясь с рапортами канцелярии советника, все больше утверждался во мнении, что Ширины и значительная часть духовенства на уступку крепостей не пойдут. В то же время он видел, что не менее знатные и влиятельные нурраддин, кадиаскер и ахтаджи-бей проявили в своих речах некоторую податливость и вроде бы связывали будущее Крыма с российской протекцией. Именно их можно было использовать для склонения хана к уступке. Но для этого следовало умаслить фаворитов деньгами и подарками, а они, к сожалению, у Веселицкого заканчивались…
Конец декабря выдался в Крыму непогожим: целыми днями моросил мелкий, словно пыль, дождь. На грязных улицах Бахчисарая расплылись огромные лужи. Сырой воздух пропитался запахами дыма, навоза, прелого сена.
Зябко поводя плечами, Веселицкий грелся у очага, наблюдая, как слуга украшает мохнатую сосновую ветвь простенькими игрушками, вырезанными из цветной бумаги. Дементьев с прапорщиком Белухой, раздирая рты тягучими зевками, скучно перекидывались в карты. За стеной, в соседней комнате, кто-то из челяди, хрипло кашляя и причитая, звенел посудой, готовя ужин.
Заскрипевшая ржавыми петлями дверь впустила в дом караульного рейтара. Он стряхнул на дощатый пол мокрую шляпу и простуженно просипел:
— Там татарин… Просит принять.
— Кто таков? — не повернув головы, спросил Веселицкий.
— Да этот… как его… Ахчибей!.. Говорит, что дело важное имеет.
Абдувелли-ага пришел с ханским переводчиком Идрис-агой. Поприветствовав всех, он попросил Веселицкого о беседе с глазу на глаз; когда Дементьев, Донцов и слуга вышли — плотно закрыл за ними дверь, присел к столу, сказал вполголоса:
— Утром меня вызвал хан, допустил к руке и поведал, что хочет доверить мне тайну, которую я должен донести до вас. Но остерег, чтобы она оставалась в эти четырех стенах. Иначе я жизнью отвечу. Вот почему я попросил удалить лишних людей.
У Веселицкого слабой искоркой надежды екнуло сердце: «Неужто даст согласие на крепости?..» А вслух спросил, сохраняя на лице равнодушие:
— Что ж это за тайна, столь строго оберегаемая?
Абдувелли оглянулся на дверь — не подслушивает ли кто? — и так же вполголоса продолжил:
— Тайна такова… По давней летописи, когда татарская область была еще вольной и независимой и на древнейших своих основаниях управлялась ханами Гирейской породы, а с русскими государями пребывала в крепчайшей дружбе, почти ежегодно — в знак подтверждения оной! — от русских государей татарским ханам присылались подарки. И после присоединения Крыма к Порте возведенные от нее в ханы принцы крови продолжали в мирное время пользоваться таковыми правами. Нынешний хан Сагиб-Гирей отторгнулся от Порты, объявил себя российским приятелем и верным союзником и намедни в своем ханском достоинстве вашей королевой был подтвержден. Но он беспокоится: почему королева до сих пор не прислала регалии, подтверждающие перед народом его ханство? И почему Долгорук-паша не пожаловал какой-либо денежной суммы?.. Хан просит прознать причины сей медлительности.
Слова аги разочаровали Веселицкого: он ошибся в своих предположениях. А услышав о подарках — мысленно ругнулся: «Дань мы вам, сволочам, действительно платили когда-то. Токмо теперь времена другие!..» И, подавляя растущее раздражение, сказал выразительно: