Князь Василий Долгоруков (Крымский)

— Беда наша, князь, — продолжал говорить Румянцев, — что не все полки прибыли в армию. Ростовский марширует из Риги, Второй гренадерский — из рязанского Переяславля, от Москвы — Сумской гусарский… А-а, — Румянцев слабо махнул рукой, — при ежечасных слухах об умножении неприятельских сил и их намерении нападать на наши границы мне только и остается, что делать разные движения, дабы заставить турок думать о прибавке наших войск. Одна надежда, что как люди, дурно знающие военное искусство, они поверят сим обманам.

— Угроза действительно велика? — спросил Долгоруков, который еще плохо представлял обстановку на границах. — У страха, как известно, глаза широкие… Может, коменданты от боязни и собственной неуверенности шлют вам такие рапорты.

— Коменданты, конечно, бывают разные. Но я регулярно имею переписку с киевским губернатором Воейковым, которому подчиняется «Тайная экспедиция». Там опытные люди, хорошие конфиденты. Не доверять никак нельзя… В последнем письме Федор Матвеевич прямо пишет, что турецкие и татарские войска намерились идти на Елизаветинскую провинцию. И домогается у меня защиты Киеву и всем окрестным землям.

— Но Киев определен Первой армии. Что ж нам-то мешаться?

— Я того же мнения, князь… В Киеве сейчас три пехотных полка. И три окрест стоят. Куда ж еще подкреплять? Этих сил вполне хватит для оборонения… Вот у меня забота покрепче: угадать, куда поганцы пойдут… Карту!.. (Адъютант Каульбарс подскочил к столу, крутнул плотный рулон.) Я так рассуждать могу о неприятельских движениях… Ежели турки противу всяких военных правил пойдут к крепостям Тамбовской, Святой Праскевии, Алексеевской и Святого Петра, — видите? под литерой «А», — то их отрежут с обеих сторон: справа — полки генерал-поручика Эссена, слева — донские казаки… Коль прямо на линию устремятся, а расположенные там войска их не удержат, то по Ворскле-реке — это литера «В» — поставлены в резерв четыре полка, кои должны неприятеля встретить и остановить. К тому же правое крыло может подсобить.

Долгоруков, щурясь, следил за пальцем Румянцева, быстро летавшим над картой; он плохо в ней разбирался, но виду не показывал, понимающе кивал словам главнокомандующего и даже дельно осведомился:

— А ежели басурманы прямо в Новороссию попрут?

— Тогда команда генерал-поручика фон Далке, что по Днепру стоит — вот здесь, здесь И здесь, — к защищению обратится, а в подкрепление оной направится левое крыло.

— Ну что ж, по карте повоевали остается подождать самого набега, — грубовато пошутил Долгоруков.

Румянцев не обратил внимания на мрачный юмор князя — продолжал говорить:

— В рассуждение сего я приказал в крепостях иметь столько людей, сколько необходимо для караулов и обороны. Некоторые редуты и реданы приказал вовсе уничтожить, оставив и укрепив только полезные из них. И чтоб во время тревоги оповестительные знаки — через маяки и выстрелы — по всей линии беспрепятственно к обоим флангам доходили… Ох!.. (Румянцев схватился рукой за голову.) Опять кружит. Совсем замучился.

Каульбарс быстро свернул карту, спросил с услужливой тревогой:

— Вызвать доктора, ваше сиятельство?

— Не надо… Отойдет… Пойду лягу.

Долгоруков понял, что разговор окончен, сказал с ноткой сочувствия:

— Не буду далее беспокоить… Желаю скорейшего выздоровления.

Румянцев, отняв руку ото лба, произнес устало:

— Я прошу вас, князь, не откладывать поездку… Стараясь заслонить необъятное пространство малым числом войска, генерал Эссен растянул полки по всей линии. Но в таком виде они не могут быть крепким кордоном против неприятельского нашествия. Посему повелел я Христофор Юрьичу не раздроблять полки на малые отряды, а содержать целыми и поставить в крепости. Вы уж проследите, чтоб все было исполнено в точности…

4

Турки действительно не стали ждать весны. По велению султана Мустафы хан Керим-Гирей начал собирать в Молдавии свою армию.

В течение всего декабря, сковавшего жестокими морозами причерноморские и молдавские земли, коченея от пронизывающего ледяного ветра, большие и малые отряды ногайцев и татар неторопливо подтягивались к Каушанам, Бендерам, Дубоссарам и Балте. (По приказу Керим-Гирея каждые восемь семейств всех орд выделяли в его войско по три всадника в полном снаряжении.)

Привели своих людей предводители правого и левого крыльев Едисанской орды Мамбет-мурза и Хаджи-Джаум-мурза, буджакские начальники Джан-Мамбет-бей и Хаджи-мурза, предводитель джамбуйлуков Джан-Темир-бей; прибыли воины четырех поколений Едичкульской орды во главе с Ислям-мурзой и сераскиром Сагиб-Гирей-султаном, а также отряд русских казаков-«некрасовцев»[9], пожелавших участвовать в набеге; из Крыма приехали мурзы Ширинского, Майсурского, Аргинского, Барынского родов, сераскир Буджакской и Едисанской орд Бахти-Гирей-султан, многие племянники хана, в числе которых был юный Шагин-Гирей-султан, и даже французский консул в Бахчисае барон Франц де Тотт.

Все ждали приказа Керим-Гирея о выступлении. Но он медлил, выжидал.

Барон фон де Тотт, более всех желавший скорейшего нашествия, нервически восклицал, упрекая хана: