Князь Василий Долгоруков (Крымский)

— Дозвольте, господин подполковник! Я вмиг сыщу!

— Погоди, — остудил его пыл Стремоухов, — не последний день в орде — найдем!

Он колюче посмотрел на бея и процедил сквозь обвисшие усы:

— До нас дошли вести, что многие едисанцы вновь подались к крымскому хану. Почему не остановил их?

Джан-Мамбет-бей заискивающе заюлил:

— Сагиб-Гирей несколько раз выходил из Ор-Капу с многочисленным войском и прикрыл бегство аулов Темир-султан-мурзы.

— А те едисанцы, что в Крыму были? Где они?

— Многие уже вернулись в орду.

— И теперь никто не убежит?

— Никто!

Майор Ангелов снова шепнул подполковнику:

— После переправы через Днепр в Крым бежали его братья Ор-Мамбет и Темир.

Стремоухов продолжал цедить:

— А братья твои?

Бей вздрогнул всем телом, в бегающих глазах промелькнул испуг.

— Братья предали меня… Но я уговорю их вернуться.

— Джамбуйлукская орда вышла из Крыма и сызнова возвращается туда, — шептал всезнающий Ангелов.

— И джамбуйлуков уговоришь? — наседал на бея Стремоухов.

— Я их верну, — прижал руки к груди Джан-Мамбет. — Верну!

Стремоухов подкрутил рыжеватый ус, сказал начальственно:

— Это хорошо, что вернешь… Но я помогу тебе. Для верности!..

На следующий день объединенный отряд ногайцев и казаков отправился на юго-запад, чтобы, двигаясь в стороне от орд, перекрыть бегущим путь в Крым.

7

Исполняя приказ Долгорукова, пятнадцатого апреля Вторая армия выступила с зимних квартир.

Первым начал марш наиболее удаленный от Полтавы Московский легион генерал-майора Баннера, проделавший до этого по заснеженным дорогам России тяжелейший 800-верстный путь от Симбирска до Харькова. (Указом Военной коллегии этот легион — 6 эскадронов кавалерии и 4 батальона пехоты при 12 пушках — был назначен под команду Долгорукова взамен 6 полков, переданных в феврале в Первую армию.)

Одновременно вышла дивизия генерал-поручика Берга, квартировавшая в крепостях Украинской линии и в районе Бахмута. После соединения батальонов и эскадронов на вершине Кальмиуса дивизия должна была следовать к Токмаку.

Ближние к Полтаве полки выступили на пять дней позже. Бее командиры, кроме Берга, имели приказ двигаться к крепости Царичанке.

Штаб Долгорукова шел вместе с дивизией генерала Эльмпта, которая сноровисто, без задержки, переправилась на левый берег Ворсклы.

Вобравшая в себя растаявшие льды и снега, полноводные от весенних дождей ручьи, мутная, водоворотная река вышла из берегов. Но Долгоруков заранее распорядился навести через нее мосты. Их сделали два: один — на крепких дубовых сваях, другой — на четырех скрепленных толстыми канатами судах, специально пригнанных из Кременчуга и Переволочны. Для прохода пехоты соорудили по мелководью широкую гать из земли и фашин.

В Царичанку Долгоруков прибыл двадцать девятого апреля. Все пространство вокруг крепости, словно при осаде, было заполнено войсками: из Кременчуга пришли Черниговский пехотный, Черный и Желтый гусарские полки[18], из Новых Санжар, Голтвы, Решетиловки, Переяславля — Владимирский, Воронежский, Белевский и Брянский полки; разбивали лагеря 2-й гренадерский полк и егерский корпус; рядом с ним спешились Ямбургский карабинерный, Борисоглебский драгунский и Сумской гусарский полки; из Старых Санжар ползла по скверным проселкам артиллерия генерал-майора Вульфа, за ней — большой обоз инженерного корпуса.

— Эка сила великая! — дивились, раскрыв рты, молодые солдаты — недавние рекруты, пополнившие зимой батальоны.

Поседевшие ветераны посмеивались в усы:

— Погодите, сопливые, настоящую силу в сраженье увидите…

Выслав вперед авангард князя Прозоровского, третьего мая дивизии покинули крепость.

Май выдался сухим и по-летнему жарким. Долгоруков приказал поднимать пехоту и обозы в три-четыре часа ночи, чтобы по прохладе, пока солнце не накалило землю полуденным зноем, подойти к очередному лагерю, заранее поставленному шедшим впереди — в четырех днях — авангардом.

Каждую ночь в указанное время барабанщики били побудку; солдаты, зябко поеживаясь, затаптывали тлеющие костры, разбирали из пирамид ружья, кавалеристы седлали коней, пасшихся на придорожных полях, фурлейты готовили обозы. Барабанщики били генерал-марш — батальоны и эскадроны выбирались на дорогу и начинали очередной переход.

Вслед за последней ротой каждого полка тянулся полковой обоз — около сотни скрипящих и дребезжащих повозок: канцелярских, забитых сундуками с бумагами, госпитальных — с коробками инструментов, полотняных бинтов, банками лекарств и снадобий, провиантских — благоухающих вкусными запахами, горбатившихся наваленными мешками с крупой, мукой, сухарями, бочками с вином и маслом, шанцевых и палаточных — с восседавшими на них слесарями, кузнецами, плотниками. Особое место занимала денежная палуба, на которой, под неусыпным приглядом караульных, стоял окованный железом денежный ящик.