Князь Владимир

Руперт поднялся, неловко поклонился и вышел. Володя вернулся на свое место и теперь сидел, откинувшись на спинке стула, Ортон сидел, опустив голову.

– А вы ведь не хотите с ней расставаться, милорд, – вдруг заговорил он.

– Не хочу, – не стал лукавить Володя. – Я привязался к ней.

– И тем не менее вы привели её домой…

– Мне было восемь, когда на моих глазах погибла вся моя семья: мать, отец и младшая сестра, потом я долгое время жил на улице среди тех, кого называют нищими, пока меня не разыскал друг отца и не устроил в военную школу. Меня там учили, заботились… мне нравилось там, но я готов был отдать все, что угодно, только бы вернуть семью. Я и сейчас считаю, что девочке лучше быть с семьей, тем более я не могу сказать, что может случиться со мной. Я иностранец, который не может вернуться домой, странник. Сегодня здесь, завтра в другом месте… Не лучшая судьба для девочке. Это сейчас ей весело, пока она мала, а когда подрастет?

– Я понимаю, милорд.

Снова воцарилась тишина. Володе сказать было уже нечего, а купец не знал, что можно говорить. Мальчик вздохнул и стал аккуратно накладывать к себе на тарелку овощи и мясо, почему-то сильно захотелось есть.

– Угощайтесь, уважаемый, не стесняйтесь.

– Благодарю, милорд.

Мальчик изредка поглядывал на часы. Но вот за дверью раздались шаги в столовую вошли Руперт и взъерошенная Аливия. Девочка неуверенно потопталась у двери, потом прошла и села рядом с Володей. Руперт сесть так близко к благородному не рискнул и вернулся на свое старое место. Аливия наложила полную тарелку всего понемногу и теперь ковырялась вилкой.

– Я тебе говорил, не издевайся над едой? Наложила, ешь.

Аливия исподлобья поглядела на него.

– Ты правда, хочешь, чтобы я ушла?

Володя вздохнул, отодвинул от себя тарелку и отвернулся.

– Нет, – честно ответил он. – Но у тебя есть отец, брат… Они любят тебя.

– И еще один брат… вредина.

– И потом, мы ведь не расстаемся. Я остаюсь в этом городе, значит, сможем видеться. Полагаю, твой отец не будет против.

Осторн раскрыл рот, закрыл, снова открыл, но сказать так ничего и не решился.

– Милорд, а как погибла мама? – вдруг вмешался в разговор Руперт и тут же испуганно посмотрел на отца. Тот молчал.

Володя, честно говоря, ждал, что этот вопрос возникнет раньше, хотя живые его сейчас беспокоили куда больше мертвых.

– Как погибла? – Мальчик задумался, вспоминая тот день. – Я тогда впервые ушел в лес так далеко от дома… тогда всю ночь валил снег. Как я понял, такие снежные зимы у вас тут не часто бывают, но там, где я жил раньше, зимы бывали и гораздо более снежные и морозные. Так что для меня это было привычно… – Рассказ тек плавно, практически не прерываясь. Только иногда Володя прерывался, чтобы глотнуть компот, который только утром купил Джером у какой-то торговки, нахваливая его на все лады. Аливия рассказ уже слышала, хотя и не с таким подробностями. Когда же Володя замолчал, она низко опустила голову и усиленно стала тереть глаза кулачками.

– Не надо вам, милорд, обвинять себя, – заговорил, наконец, Осторн. – В таких ситуациях даже опытнее люди теряются, а вы, как я понял, впервые столкнулись со стаей волков. – Вы сделали все, что могли.

Володя промолчал о некоторых своих мыслях, особенно вспоминая, какой явный испуг был на лице купца, когда тот решил, что его жена жива. После того дня он навел кое-какие справки о местных обычаях, поспрашивав Филлипа. По сути, бракоразводный процесс здесь не занимал много времени. Достаточно было прийти с женой в любой храм Возвышенного Бога и три раза произнести: «Я оставляю тебя», после чего мужчина официально считался в разводе. Женщине расстаться с мужем было сложнее, но тоже возможно. Тут уже нужен был не каждый храм, да и привести её мужчину было сложнее, ведь добровольно кто в храм вошел или нет не важно. Но там, где не было силы, на помощь приходил обман. Филлип рассказал несколько историй менестрелей, где жены обманом заманивали своих мужей в храмы, где произносили нужную формулу развода. В случае же смерти одного из супругов вопрос тоже считался уже решенным – боги обеспечили бракоразводный процесс. Потому и никаких сроков траура не было – кто осмелится спорить с волей богов? Но совсем другая ситуация оказывалась, когда кто-то из супругов считался умершим, другой выходил замуж или женился повторно, а погибший вдруг оказывался живым. Вышедший повторно считался нарушившим волю богов, многоженцем и подлежал изгнанию или казни, все зависело от страны. Филлип опять рассказал о нескольких менестрельских трагедиях, где обыгрывалась такая ситуация, когда коварный злодей обманывал влюбленных, пуская слух, что муж (жена) умерли и когда те, счастливые, венчались, предъявлял живого мужа или жену. Многоженца казнили, а влюбленная, разделяя с ним его судьбу, бросалась к нему в огонь… Как Володя понял, этот сюжет вообще один из любимейших в здешних трагедиях, обыгрываемый на разный лад. Вот где Шекспир бы развернулся. Так что смерть жены спасла купцу жизнь, тем более что вот сидит живой свидетель его смерти и теперь никто не сможет оспорить этого факта.