Князь Владимир. Книга 1

Дальше всех лежал, раскинув руки в луже крови, молодой красивый воин. Из горла торчала стрела. Лицо было бледное, без кровинки, глаза смотрели недвижимо в небо. Но даже у мертвого на лице застыла надменная гордость, даже перед лицом богов не забывал о своем знатном роде. Доспех на нем был дорогой, искусно подогнанный, украшенный серебром и золотом. Кольца и перстни снялись легко, но один палец все же пришлось отхватить, Олаф коней удерживал с трудом, они храпели и вздымались на дыбы, чуя кровь хозяев, викинг изнемогал в непривычной схватке.

Владимир помахал челяди:

— Собирайте добычу! Оружие, доспехи — ваши.

Он с разбега запрыгнул на коня. Олаф вскрикнул завистливо. Один молодой мужик решился выйти к воротам. Глаза быстро и жадно пробежали по добротной одежке дружинников.

— А что сказать, когда приедут… остальные?

— Мы все забрали, — бросил Владимир. Он кивнул на убитого бородача:— А этого закопай быстрее. Вместе с собаками! Это христианин.

Мужик сказал деловито:

— В такую жару этот бугай провоняет все окрест.

Глава 22

Кони, еще не остывшие от скачки, пошли резво, ровным галопом. В поводу скакали следом трое заводных коней. Олаф скалил зубы, викинг всегда наслаждается настоящим, Владимир пугливо прислушивался, приподнимался в

— Елена, — подозвала она подругу, — кто вон тот юноша?

И жаль, что не Варяжко привел этих, можно бы сразу избавиться от лютого врага, и хорошо, что не Варяжко: при нем народу побольше, да и сам Варяжко не даст себя сшибить стрелой, да и не попадется так глупо в воротах.

Олаф скакал, судорожно впепившись в коня как клещ, бледный и напряженный. Конь чужой, к тому же наконец-то настоящий конь, а не рабочая кляча, которых они покупали или меняли раньше. Этот конь в самом деле рожден для скачки, для схватки грудь в грудь, под коленями чувствуются настоящие тугие мышцы боевого коня…

— Семеро! — воскликнул он внезапно.

— Что? — не понял Владимир.

— Семеро, говорю! — крикнул Олаф снова, он не поворачивал головы, пугливо пригибался под проносящимися над головой толстыми сучьями. — Мы вдвоем срубили семерых! Об этом будут говорить и петь.

Владимир оглянулся, вслушался в крики лесных птиц:

— Восьмеро.

— Что? — теперь не понял Олаф.

— Не хвастай, говорю. Раз повезло, не повезет в другой. Их вожака я сшиб первым. Растерялись, бородач стал за старшего, с этого и пошла дурь. Его хитрости не хватило бы обмануть пень в глухом лесу.

Деревья подступили к тропке ближе. Ветви опускались ниже, воздух стал влажным, плотным как в наглухо закрытом амбаре с сеном. Тропка сузилась, часто петляла. Владимир пустил коня шагом. Сзади стучали копыта коня Олафа, заводные тянулись позади как гуси.

Когда лес сомкнулся со всех сторон, Владимир остановил коня:

— Придется пешком.

Олаф подъехал бледный, мокрый от пота, будто вынырнул из ливня. Грудь ходила ходуном, словно это он нес коня:

— Пеш…ком? Ни за…что.

— Какой же ты викинг? — укорил Владимир.

— Я прирожденный викинг, — ответил Олаф, он жадно хватал воздух ртом как рыба на берегу, — но я не дурной викинг… мы тоже не ситом море черпаем. Вон от того дуба с дуплом идет тропка…

Владимир сказал с горечью:

— Лесная. Звери протоптали.

— Если лось проходит, — возразил Олаф, — почему не мы?

— Да, — сказал Владимир, — такой лосяра, как ты, пройдет. Но вот кони…

Олаф похлопал коня по влажной шее. Тот шатался под могучим викингом, вздрагивал. На удилах повисла желтая пена.

— А что кони? Кони тоже люди. Завалы обойдем, под зависшими валежинами проползем. Надо попробовать, Вольдемар.

Владимир прислушался, везде обычные лесные шорохи, соскочил на землю. Он все еще вздрагивал, даже пригибал голову, когда с дерева падал сучок, сбивая в падении листья, а лицо было изнуренное и озабоченное:

— Мне тоже жаль бросать коней. Ладно, выбери одного. Нет, двух. Попробуем провести. Остальных придется оставить. Авось, люди их найдут раньше, чем отыщут волки.

Олаф слез нехотя, долго осматривал коней. Те как чуяли, что останутся сами в темном и страшном лесу, дрожали и тянулись к викингу, который раньше их побаивался, а теперь чуть не плакал, что таких добрых зверей разорвут волки.

Полдня пробирались через чащу. Наткнулись на ручей, попробовали идти по руслу, но слишком много деревьев лежало поперек. На земле можно переступить, а здесь комель на одном берегу, вершинка на другом — пригибайся, ползи под стволом чуть ли не на четвереньках, а он тебя норовит ухватить за шиворот острыми сучьями.

Олаф крепился, Владимир слышал только яростное сопение и стук железа по дереву. Викинг старался идти впереди, сбивал топором ветки. Человек протиснется везде, но конь не для леса, и Владимир ожидал, что викинг вот-вот сдастся, признается, что зря тащат коней, когда спереди донесся его сдавленный возглас:

— Или мне мерещится…

— Что там?

— Деревья вроде бы светлеют.

— Мерещится, — отмахнулся Владимир. — Тебе уже мерещилось.

Олаф заспешил, стук топора и нетерпеливый голос зазвучали чаще. Владимир тащил усталого коня почти силой, под ногами сырой мох сменился травой, деревья в самом деле стали словно чище, а впереди возник свет.