Двое всадников, что ехали сзади, одеты проще, но выглядят намного опаснее. Их оружие легче, вместо панцырей — легкие кольчуги, вместо тяжелых мечей и топоров — легкие, но длинные сабли. Правда, мечи и топоры тоже есть, приторочены сзади у седел. Оба с непокрытыми головами, но шоломы выглядывают из седельных мешков. Лица обветренные, битые солнцем и ветрами, без капли лишнего мяса, только кости и мышцы, глаза похожи на острые наконечники стрел. Оба как несокрушимые скалы, а кони не знавшие хомута — могучие, налитые мощью звери, даже сейчас всхрапывают враждебно, готовые куснуть чужаков или ударить копытом.
Владимир толкнул Олафа, поклонился:
— Исполать вам, могучие витязи!
Олаф нехотя поклонился. Его синие глаза жадно щупали богатое вооружение, могучих коней, мерили ширину плеч богатырей.
Передний, что оборвал песню, спросил с брезгливым недовольством:
— Что за рвань шляется по Дикому Полю?
По голосу — вятич, да и нос курносый, глаза расставлены широко, на переносице чашка поместится, стать молодецкая, какой известны вятичи.
— Погорельцы мы, — ответил Владимир с поклоном. — Почитай, уся весь пошла огнем. Одни угли остались… Бредем наниматься к кому-нибудь. Хоть в холопы, жить-то и кормиться как-то надо…
— Да зачем вам жить? — удивился вятич. — Коль дома свои сохранить не сумели, то вам лучше сгореть со своим скарбом.
Двое старших молчали. Владимир чувствовал на себе придирчивые пытливые взгляды. Один золотоволос, высок, другой коренастее и шире, а волосы черные, как вороново крыло. Глаза чуть вприщур, и даже не будь узких, как шнурок, усов, Владимир признал бы печенега. Наконец передний сказал укоряюще, Владимир сразу ощутил мягкий говор киянина:
— Так что ж бредете в ту сторону? Русь вон в той стороне! Попадетесь диким людям, они сразу аркан на шею! Мужики крепкие. Будете жить со скотом, жрать со свиньями.
— Дык откуда ж знать, — сказал Владимир робко, — в какой стороне что? Мы ж никогда из веси и не выходили-то…
Молодой вятич гордо выпрямился:
— Эх, народ! Пошто живете?
Тот, которого Владимир определил как печенега, спросил внезапно:
— А что молчит твой спутник?
Голос его был резкий, свирепый, в нем еще звучала дикость и жестокость степняка. Темные глаза, такие же темные, как и у самого Владимира, впились в его лицо.
— Немой, — ответил Владимир печально. — Да и дурачок он. Потому такой здоровый.
Веский довод вроде бы удовлетворил печенега, он перестал щупать оценивающим взглядом могучие мыщцы Олафа, мерять его плечи. Киянин хотел что-то сказать тоже, но Владимир перебил льстивым голосом:
— Вы и есть знаменитые поединщики, что ездят по Дикому Полю в поисках чести и славы? У нас о вас песни поют!
Киянин ответить не успел, молодой вятич кичливо выдвинулся вперед:
— Простые витязи на пирах киевского князя аки свиньи упиваются, а лучшие… ищут супротивников! Мы рубежи земель наших охраняем, дни и ночи ищем, с кем бы нашу силушку незнаемую померить, с кем-то удалью поверстаться!
— Как это достойно, — ответил Владимир с почтением. Он поклонился еще ниже. — Земной поклон от простых труженников! Не будь вас, нас бы уже давно и куры лапами загребли. А так сильный ищет сильного, чтобы утвердиться над ним в доблести, а мы за вашими широкими спинами просто живем да хлеб жуем…
Вятич весело засмеялся, шевельнул ногой, конь мощно двинулся мимо. Олаф в отчаянии замычал, знаками показывал Владимиру вслед всадникам. Владимир отрицательно качал головой. Киянин оглянулся:
— Что мычит этот несчастный?
Владимир сказал торопливо:
— Не обращайте внимания. Дурачок от рождения, это ж видно. В детстве из люльки уронили. Головой о пень! Он вырос в нашей веси самым сильным. Любит бороться, а когда вас увидел… ну, сами понимаете.
У младого вятича глаза заблистали весельем:
— Бороться с этим придурком? А почему бы и нет?
Печенег хмыкнул, а киянин, явно старший, сказал брезгливо:
— Мы боремся с равными. Не личит богатырю схлестываться с простолюдином. А земляных червей везде довольно, пусть с ними и барахтается.
— Да где тут они, — пробормотал Владимир. Он держал голову склоненной, прятал злой блеск глаз: не личит народным заступникам так пренебрежительно о простом люде. — Копаются в земле далеко, в безопасности.
— Тогда с медведями, — буркнул киянин.
А вятич сказал гордо:
— А в безопасности, потому что есть кому принимать все удары!
Они проехали мимо, уже не поворачивая голов. Олаф тихонько шагнул следом. Владимир предостерегающе зашипел, но викинг уже в три стремительных прыжка нагнал печенега, и Владимир, кляня Олафа за дурость, поспешно бросился вслед киянину.