Князь Владимир. Книга 1

Именно этот Константин отыскал место для новой столицы, сам провел плугом ее границы, и так был основан блистательный город, названный Новым Римом. Правда, в народе город сразу стали называть по имени императора Константинополем.

— А мне казалось, — воскликнул Олаф, — что этим домам и дворцам сотни лет! Если не тысячи.

— Там и есть, — подтвердил Владимир. — Когда Константин построил город, он велел привезти сюда из Рима древнейшую статую волчицы, от которой пошел римский народ, ты увидишь велетскую статую Юноны, а также захваченную в Таренте и привезенную сюда статую Геркулеса… Да что там говорить! Каждый из императоров, а их за пятьсот лет было больше, чем ярлов и даже бондов в твоей стране, украшал столицу новыми статуями, дворцами, тащил сюда памятники и драгоценности, переселял мастеров, художников, поэтов, ты увидишь сколько здесь театров… Здесь восемь публичных бань, пятьдесят два портика, четыре громадных зала для сената, четырнадцать церквей, где они по-рабски поют хвалу своему богу, и четыре тысячи богатых дворцов… Может быть, теперь больше. А домов простого люда не счесть вовсе!

— Все-то ты знаешь, — пробормотал Олаф ошарашенно. — А сколько здесь… и где они… ну, дома с доступными женщинами? Я слышал, тут нравы свободнее.

— Этих домов не знаю, — признался Владимир.

Олаф обрадовался:

— Эх ты!.. Самое главное не знаешь. А то все: театры, церкви, портики… Сам знаешь, что не пойду проверять. Может и врешь все. А вот доступные женщины…

Он умолк поймав на себе насмешливый взгляд Владимира. Спросил подозрительно:

— Ну, что еще не так?

— Олаф! Разве не все женщины мира и так наши?

Владимир заметил, что викинг все чаще посматривает на небо. И удивление в глазах сына конунга растет. Ярко-синее, оно блистало чистотой и свежестью. Воздух был теплым, но не таким теплым, как в бане, в нем чувствовалась чистота и прохлада, а солнце блистало такое чистое, умытое, радостное, что Олаф наконец не выдержал:

— Великий Один!.. А верно, что небо здесь всегда синее?

Владимир горделиво выпятил грудь, словно это он сделал его таким чистым и радостным:

— Если и случается дождь, то солнце вот так же жарит. Слепой дождь, говорят. Дурачье! Как раз зрячий, ежели солнце смотрит… Здесь туча такая же редкость, как в ваших краях — солнце.

Олаф в восторге ударил кулаком по боку.

— Сказочная страна! Ромеи должны быть великими воинами, чтобы ее удерживать.

— Были, — сказал Владимир.

— Что? А теперь?

— В теплых краях все жиреют, а руки перестают удерживать мечи. То же стряслось и с ромеями. Так говорят волхвы, так говорят наши воеводы.

Олаф насторожился:

— Почему никто не захватит эти земли?

Владимир ответил после паузы:

— Захватят.

Олаф насторожился:

— Не ты ли мечтаешь?

Начальник дворцовой стражи внимательным взглядом окинул двух прибывших новичков. Сразу видно, с севера. Там народ крупнее, выше ростом, тяжелее, а в лицах дикость и свирепость, свойственная людям окраин мира, где сама жизнь восходит на крови и насилии. Оба с непокрытыми головами, но в добротных кольчугах с нашитыми полосками железа. Все на обоих сидит притерто, как собственная кожа. У черноволосого, похожего на грека, из-за плеча торчит лук и колчан со стрелами, а мечи у обоих по варварскому обычаю на перевязи за спиной. Да и нельзя такие исполинские мечи носить на поясах, как принято здесь. У черноволосого из-за спины вообще выглядывают рукояти сразу двух мечей.

— Меня зовут Рикмед, — сказал он медленно, — я начальник дворцовой охраны. А вы двое, носящих мечи… Но кто сказал, что умеете ими пользоваться?

Они переглянулись, Владимир сказал медленно:

— Это верно… Они уже не скажут.

Олаф понял, оскалил зубы в злой усмешке:

— Даже не хрюкнут.

— Отхрюкались, — закончил Владимир. — Все, кто хотел проверить.

А Олаф набычился, предложил с надменностью, достойной самого конунга, захватившего Рим:

— Достойный Рикмед, выставь против нас четверых своих воинов. Возможно, они успеют это сказать… прежде чем отхрюкаются… то бишь, их смелые души отлетят к своим богам.

— Бог един, — ответил Рикмед сурово, но достаточно безразлично. Он ощупывал их глазами. У золотоволосого правая рука толще от постоянных упражнений с мечом, ноги сухие, но в тугих жилах, а у черноволосого обе руки одинаково жилистые, сухие, перевитые желтыми жилами и синими венами. Он спросил неожиданно. — Левша?

— Оберукий, — ответил Владимир лаконично.

— Что? А, мастер двух мечей… Ну, это не пригодится. Здесь воюют в строю. Идите во двор, там посмотрят мастера по фехтованию. А уже там определят куда: на охрану конюшен или же пойдете подметать двор перед отхожим местом.

Во внутреннем дворике пахло потом, в углах лежали разбитые в щепы щиты. Явился прихрамывающий воин, с проседью, весь со вздутым постоянными упражнениями мясом, даже в лице ни капли мяса — только обтянутые грубой кожей и перевитые жилами кости черепа.

Его взгляд был оценивающим:

— Варвары севера… Гм, единственное, что у вас есть стоящее, это мечи… Здесь такие ковать не умеют. Или не хотят. Владеете только мечами?

— Еще топором, — сказал Олаф, — копьем, дротиком, палицей, клевцом, шестопером.