Значит, для Суллы власть — это не средство, а цель. Добился цели, попользовался, выжрал все, что дает власть, плюнул и вернулся. Красивый уход.
Но если власть не цель, а средство? Как ею воспользоваться? Завести гарем еще на тысячу жен? Объявить всех девок Руси своими? Повелеть, чтобы по всем землям носили, скажем, портки с зеленым поясом?
Мысли начали путаться, в них вторгались образы голых баб, молодых и роскошных, а он их всех хватает, гребет под себя, топчет аки петух… Надо сказать Сувору, чтобы жареное мясо заменил рыбой. Скажем, карасями в сметане. Да чтоб не посыпал арабским перцем! А то в крови начинается жжение, а в чреслах постоянный зуд, плоть свое требует так властно, будто и князем стал лишь для того, чтобы ее ублажать…
Он приоткрыл дверь, крикнул свирепо:
— Эй, девка! Быстро сюда!
Она прибежала, сонная и разогретая, глаза спросонья не разлипались, терла кулачками. Он нетерпеливо заголил подол, развернул к себе белым задом, нагнул, с наслаждением вошел в горячую женскую плоть, застонал от звериного ликования, и девка, жалобно вскрикнув от грубого вторжения, только-только успела проснуться, как он уже шлепнул по голой заднице:
— Беги досыпай! Вряд ли потревожу до утра.
Он отряхнул капли крови, девственница, затянул пояс потуже и снова сел за стол. Теперь, когда удовлетворенная плоть затихла, мысли снова пошли ясные и четкие.
Лишь однажды в раздражении отшвырнул одну грамоту, зло выругался. Тут же бесшумно отворилась дверь, Сувор просунул голову:
— Что-то стряслось, княже?
Владимир со злостью отмахнулся:
— Все хотят, чтобы стряслось! Все требуют войны! Вятичи вовремя не прислали дани — война! Печенеги появились на этом берегу Днепра — война! Варяги в своих землях обидели наших — война! В Царьград не пропустили купцов без пошлины — война! Даешь великий поход на Царьград немедля!
Сувор вошел, прислонился спиной к створкам двери:
— Дедовской славой побряцать?
— Славой! Но стрелы летят и с другой стороны, а мечи есть не только у нас. Любая война — слабость. К ней стоит прибегать лишь в том случае, когда все другие пути исчерпаны. Мы должны побеждать без войны. Понял? Побеждать без войны. Это и есть путь Руси.
Сувор кивнул. Князь нередко высказывал ему мысли вслух, оттачивал как кузнец лезвие меча, проверял, затем употреблял где-то в других сражениях.
— Такого пути еще нет, — возразил он.
— Будет! Когда человек воюет — он дичает. Превращается в зверя. А народы вокруг, что не воюют, продолжают долгий поход к Солнцу, опережают воюющих. А те и после войны еще долго остаются на обочине зализывать раны… Кликни Бориса. Он должен был ночевать сегодня внизу подле кухни.
Борис явился споро. Сна не было в его лице. С ним вошел запах кавы. Похоже, он коротал ночь с чашкой кавы сам. С порога окинул Владимира пытливым взором:
— Приветствую тебя, отпрыск древних царей…
Владимир отмахнулся:
— Волхв, ты начал заговариваться. Аль оскорбить хочешь?
— Княже! — сказал Борис с укором.
— По отцу я древен, а вот по матери? Говорят же, что дочь идет в отца, а сын в мать… Все, кто знал мою мать, говорят, что я в нее. А кто она?
Борис сел за стол, пожал плечами:
— Говорят, дочь древлянского князя Мала. Когда Ольга разорила Искоростень, то убила Мала, а дочь взяла в рабыни!
Владимир кивнул, но голос был безжалостным:
— Но говорят также, что Малка — жидовка, которую отец привез из разгромленной Хазарии. Как он же привез затем из похода пленную монашку и отдал ее в жены Ярополку! А привел мою мать потому, что она — дочь богатого раввина, тот мог дать большой выкуп… но в разграбленной Хазарии уже некому было выкупать своих пленников, вот и осталась Малка на Руси…
— Княже…
— Не нравится?
— Зато твои дела велики, княже.
Владимир досадливо отмахнулся:
— Какие дела? Как пес драчливый, расчищал место для себя, старался урвать кусок поболее… Разве для этого жив человек? Ладно, Борис. Поговори со мной о делах богов. Что-то я последнее время стал ими шибко интересоваться. Сам не знаю, почему.
— Да? — удивился Борис. — А мне показалось, что наоборот. Ты намеревался сам приносить жертвы и резать младенцев!
— Не успел, — признался Владимир. — А потом было не до младенцев, не до богов. Сейчас же что-то с богами не то. Или это я сам не то.
— Почему, княже?
— Раньше боги были тем, к чему я стремился. Могучие, сильные, красивые. Или как Ярило, наделенные такой ярой силой, что можно бы за одну купальскую ночь обойти всех девок в поре и забрюхатить… Но это был другой Владимир, который еще не стал великим князем. И боги были богами того Владимира. Сейчас я жажду от богов иного…
— Ну-ну, говори. Я волхв. Перед волхвами и лекарями говорят все.
— Я не знаю, чего жду. Но мне мало, что боги всего лишь сильнее меня, быстрее или даже умнее! Мне надо, чтобы они были выше.
— Как?
Владимир в раздражении и бессилии стукнул кулаком по столу. Чара с кавой подпрыгнула, Борис поймал на лету, поставил обратно, даже не поморщился, когда горячая струйка плеснула на руки.
— Если бы я сам знал!
Борис сказал негромко: