Князь Владимир. Книга 2

Голос отрока дрогнул, затем то ли от страха, то ли еще почему, воспарил с неожиданной силой, проник в ряды воинов, сладкой тоской сжал сердце, тут же заставил забиться учащенно, у каждого грудь раздалась вширь, горячая кровь бросилась в головы…

Владимир налившимися кровью глазами измерил взглядом расстояние до скачущей тяжелой конницы германцев. Она не рассчитана на долгий бег, рыцарская конница только врубается в ряды врага, раскалывает, а в пролом врывается пешее ополчение. Лыцари же лишь стоят на взмыленных конях и дерутся на месте. Самое большее, что могут проскакать эти кони, неся доспех на себе, да еще и всадника, у которого латы весят два-три пуда, это саженей пятьдесят. Ну, пусть сто.

— Германские панцирники! — вскрикнул он страшным голосом. Меч заблистал в его руке, все видели, как князь привстал в стременах. — Они пришли издалека! Пришли, чтобы бесчестить наших женщин, детей бросать в огонь и позорить могилы наших отцов! Мертвые сраму не имут, так ударим же всей силой! В этом наша жизнь и наша честь!

Конь понесся с холма навстречу германцам как огромный валун, сорвавшийся с вершины. Лава вырастала на глазах, он уже видел щетину копий. Тускло блестели похожие на ведра шлемы, он уже различал в бешеной скачке блеснувшие в прорези глаза скачущего на него противника.

Сзади грохотала земля. Справа начал обходить Тавр, он изо всех сил стегал своего жеребца, а тот несся над землей как черный стриж. Лицо боярина было белое, даже меч не достал из ножен, так старался обойти князя. Слева Владимира обошли сразу трое гридней. Он не сразу понял, что его коня сзади ухватили за попону и придерживают, а когда понял, от ярости побелел, но уже было поздно: впереди с жутким лязгом столкнулись две металлические горы. Тут же страшный звон раздробился на сотни ударов железа о железо, дико кричали раненые кони, орали и бранились воины.

Конный удар малой дружины, что с разгону врубилась в уже замедлившую движение лыцарскую конницу, был страшен. Они вошли излюбленной «свиньей» в ряды германцев, рассекли почти до половины, а там, постепенно замедляя ход, остановились и, окруженные конными лыцарями, которых было впятеро больше, рубились молча и люто.

Владимира дружинники окружили тройным кольцом, но он, стыдясь быть за их спинами, остервенело лез в схватку. Вооружение лыцарей было проще русского, а их плоские шлемы, похожие на опрокинутые ведра, не выдерживали даже удар тяжелого меча, не говоря уже о боевом топоре. Зато с остроконечных шлемов русичей соскакивали даже клевцы…

Сцепились яростно, дрались уже молча, сберегая дыхание. Слышно было только тяжелые выдохи при ударах, лязг, звон, сдавленные крики. Владимир с пугающей ясностью понял, что они все здесь погибнут, но в душе поднималась гордость за свою доблесть. Вот так и умереть красиво и героически на глазах всего войска! Великий князь, который не захотел позора отступления, подобно его отцу, ринулся на превосходящего врага и погиб, рассыпая смертоносные удары! Даже враги признают его доблесть…

Рядом один за другим пали два молодых дружинника, ровесники Владимира. Одного подняли на копья, другого пронзили мечом, а затем еще и добили тяжелым топором, так что кровь брызгала как из разделываемой мясной туши. Рубил огромный рыжий германец, зубы скалил как дикий кабан. Внезапно Владимир ощутил как от бессильной злобы усталое тело словно бы начало наливаться звериной силой.

— А-а-а-а!!! — закричал он, какая-то чужая мощь вошла в его тело и повела, понесла, а он только подчинялся ей. — Руби! Руби как скот! Убивай! Убивай!

Он прыгнул вперед, меч распорол воздух и с такой страшной силой обрушился на рыжего великана, что скрежет разрубленного железа пронесся над всем полем. Лезвие рассекло голову врага вместе со шлемом до переносицы. Владимир уперся ногой, с усилием выдернул меч. На него хлынул такой поток крови, что сразу окропил с головы до ног.

Тавр оглянулся на дикий крик, отшатнулся. Князь рубился как дикий зверь из преисподней: красный от пролитой крови, руки мелькают как крылья ветряной мельницы, уже отбросил или потерял щит, мечи блещут в обеих руках, лицо как мел, зубы оскалил как пес, а из уголка рта показалась пена.

Берсерк, отшатнулся Тавр в ужасе. Сам Перун вселился в князя, признав своим воином, которого вот-вот заберет в небесную дружину, а сейчас Перун незримо бьется рядом, направляет его удары, дает мощь!

Под двумя мечами германцы падали как колосья ржи. Тавр встал рядом, прикрывая князя щитом, еще двое гридней пробились на место убитых и берегли князя сзади от стрел и дротиков. Когда один упал, приняв две арбалетные стрелы в грудь, его заступили другие, а Владимир яростно рубился, пробивал дорогу вглубь вражеского войска.

— Мечислава бы сюда! — крикнул Тавр срывающимся от злости голосом. — Он ушел воевать земли лютичей… своей ему мало, а тут уже топчут не наши…

— Руби! — прорычал берсерк, совсем недавно бывший князем Руси.

— Я о Мешко…

— Руби!