Князь-волхв. Тропа колдунов. Алмазный трон

– У тебя добротное, крепкое сердце, – наконец, услышал он задумчивый голос князя. – В твоем сердце нет червоточин. Его не испортили ни латиняне, ни ханский посол, ни Темная Тропа, ни Черная Кость. Страх и предательство не селятся в таких сердцах. Такие сердца остаются чистыми и открытыми. Ты уж не серчай, Тимофей, но я должен был убедиться, что могу доверять тебе, как прежде. Я убедился.

Убедился? Тимофея трясло: ощущение было такое, будто его разобрали по косточкам и собрали вновь, осмотрев и ощупав каждый суставчик. Значит, убедился и…

– И что, княже?

– Глаза открыты, и уши слышат. Первое дело сделано, первый вызов брошен. Кость ложится к Кости, – Угрим говорил непонятное, он будто произносил заклинание.

– Что? – снова спросил Тимофей. – О чем ты, княже?

– Наступают Времена, особые Времена, – слабо улыбнулся ему князь-волхв. – Времена великих дел, творя которые, трудно обойтись без верных помощников. Помощников мудрых, смелых, толковых и знающих, ибо от того, кто НЕ ЗНАЕТ, мало проку. Готов ли ты получить Знание и запереть его в себе? Готов ли ты, обретя Знание, продолжить службу? Готов ли служить мне и только мне, Тимофей? Что скажет твое сердце?

Угрим вновь пристально, не отрываясь, смотрел на него.

– Да, готов, – горячо заверил Тимофей. – Я был верен тебе раньше, и буду верно служить впредь.

– Служить МНЕ? – зачем-то снова уточнил Угрим. Уточнил и выделил. – Служить всегда и во всем? Служить, не взирая ни на что? Служить, не препятствуя и не причиняя мне вреда? Подумай, прежде, чем дать ответ. Сказанное сейчас свяжет тебя сильнее, чем все прежние клятвы. Сейчас ты либо переступишь порог сокрытого Знания, либо останешься в счастливом неведении.

– Да, служить тебе, – кивнул Тимофей. – Всегда. Во всем. Ни на что не взирая. Не препятствуя и не причиняя тебе вреда. Даю слово.

– Ты уверен?

– Да, – без тени сомнения отозвался он. Когда уже коснулся тайны, неведение не бывает счастливым. Оно приносит лишь беспокойство.

– Что ж, Тимофей, ты трижды сказал «да» – удовлетворенно кивнул князь, – ты сделал свой выбор.

– И ты объяснишь, что есть Черная Кость? Кому она понадобилась и зачем? И что вообще происходит?

– То же, что происходило в этом мире всегда, – пожал плечами Угрим. – Кто-то жаждет большей силы и власти, чем имеет. И настает… нет, уже настало время великих сражений. Время войн правителей и чародеев, витязей и магов.

Время войн? Подумаешь! Эка невидаль!

– Войны вечны, – заметил Тимофей. – Как и сами люди.

– Войны много старше людей, – возразил Угрим. – Но истинные войны за истинное могущество случаются в этом мире редко. Они долго готовятся и еще дольше длятся. Именно такая война началась в тот момент, когда ты, с чужой добычей, вырванной чужаком из чужих рук, вступил на чужую Тропу, пронзающую пространство и скрадывающую расстояния. А взлом Темной Тропы стал объявлением войны. Теперь Знающие – знают. И пути назад теперь нет. Ибо похищена Черная Кость.

– Чья это Кость, княже?!

– Это Кощеева кость, Тимофей.

– Кощеева? – брови Тимофея поползли вверх. – Старые сказки говорят…

– Не слушай сказки, – отмахнулся Угрим. – Меня слушай. Сказки, легенды и былички лгут. Я скажу правду. Особую, волховскую, не ведомую прочим.

Князь-волхв говорил. Тимофей слушал…

* * *

– В стародавние времена, когда горы еще стлались равнинами, а морское дно высилось горами, когда колдовская сила царила всюду, и ее было больше, чем живительных соков в весеннем лесу, шесть чародеев из разных концов земли пожелали обрести могущество, которым их не мог одарить этот мир.

Речь Угрима текла спокойно и неспешно. Прикрыв веки, князь-волхв говорил подобно сказителю, вещающему былину. Только таких сказок Тимофею слышать еще не приходилось.

– Не довольствуясь покоренными силами яви и вопреки установленным порядкам прави, Шестеро обратились к сокрытым навьим силам. Выбрав место наибольшего средоточия колдовских токов, неразумные кудесники выстроили из своих тел магический шестиугольник. Совместными усилиями они провели Обряд, вскрывающий Запечатанное.

Взбудораженное воображение услужливо рисовало картину, описываемую князем. Возникающие в голове образы живо дополняли недосказанное Угримом. Тимофей словно видел отражение былого в темных очах горбатого князя-волхва. И видел, и слышал. Как шесть человеческих фигур, окутанных колдовским сиянием, стоят, вскинув руки, на равном удалении друг от друга. Как под монотонный речитатив заклинаний в воздухе начинает гудеть и вибрировать что-то еще. Как нарастает и силится иной, чужой и чуждый звук. Как трясется земля, как яростный вихрь рвет одеяния Шестерых. И как между чародеями, упершимися ногами в содрогающуюся твердь, открывается… разверзается…

– Они получили, что хотели, – рассказывал Угрим. – Из нижнего пекельного царства навь выплеснула вызываемую силу, но вместе с ней в явь вступил и ее носитель, который сам давно рвался за навьи границы.

– Кощей? – сорвался с уст Тимофей ненужный вопрос. Ответ на который он уже знал.