Князь. Записки стукача

Отец ненавидел мои слезы. Избавить меня от «жалкой чувствительности» должна была армия. В шесть лет меня посадили на лошадь! В восемь лет я лихо скакал на фланге лейб-гусарского полка. Мне нравился строй гвардии, блеск кирас, обнаженных сабель, медных касок с орлами. В юности я даже нарисовал новую форму гренадерам (редкое одобрение отца).

В шестнадцать лет я принес присягу Наследника престола.

В парадной церкви собрался весь двор. Любезнейший отец подвел меня к аналою. Я начал читать текст длиннейшей присяги. Слезы застилали мне глаза. Я боялся разреветься. Но дочел, дочел! Отец торжественно троекратно поцеловал меня – в губы, в глаза и в лоб. С этого дня обращение со мной стало иное. Я – наследник трона! Как сказал дядя Михаил: «Царь лишь отчасти человек. И Цесаревич – тоже».

И каково же было мое возмущение, когда маленький Костя – «от горшка два вершка» – вдруг заявил мне:

– Это несправедливо! Ты рожден, когда отец был Великим князем, а я – когда он стал Императором. А в почитаемой нами Византии наследником был тот, кто рожден в багрянице, то есть когда родитель уже был монархом… Я должен быть Цесаревичем!

За что был при мне нещадно выпорот лично отцом.

После этого отец сказал нам:

– Господь учит: «Царство, которое разъединилось, падет». Так и семья. Запомните это раз и навсегда.

Брат Костя удивительно умен и столь же зол. У Кости с детства беспощадный язык. Я даже сочинил про него:

«Идет по улице собака,

Идет наш Костя, тих и мил.

Городовой, смотри, однако, чтоб он ее не укусил».

Костя низкоросл, некрасив – в отличие от всех нас, Романовых. Отец прозвал его Эзопом. Костя тотчас отомстил ему… У отца глаза несколько навыкате, и у меня такие же глаза. Костя хитро прозвал меня «Бараном нумер два»… Когда отец узнал, он все понял… и расхохотался. Он был суров, но находчивость ценил.

Соперничество Кости со мной продолжалось.

Когда кто-то восхитился моим умением скакать на лошади, Костя моментально нашелся:

– Я думаю, пока в нашей семье не родится Государь-калека, нам не отучиться от этой глупой любви к армии…

Он всегда нервно кричал, когда хотел кого-то обидеть.

А у нас слушали стены.

Уже вскоре послышались «гвардейские шаги» отца.

Сначала он молча надавал пощечин Косте. Потом объяснил:

– Запомни, маленький негодяй, на несчастье родившийся Великим князем: Россия есть государство военное, и ее предназначение быть грозою света.

Фразу тотчас ввели в учебники для кадетских корпусов.

В шестнадцать лет у меня состоялся первый большой и серьезный разговор с папа'… Я никогда его не забуду.

Мы сидели на любимой террасе отца (в Александрии). Были видны залив и наш корабль на рейде. Отец, как всегда, в мундире. От него, как и от дяди Александра, пахло французским одеколоном. Этот запах долго сохранялся в его вещах после смерти. Через много лет я открыл его портфель и, почувствовав его запах, заплакал…

Отец тогда сказал мне: