– Ты ведь и сам так думаешь. Я могу тебе рассказать, как было… Этот пошлый, плюгавый человечек стоял в толпе и глазел, как ты будешь выходить из сада. Раздался выстрел. Слава Богу, безумец промахнулся, потому что стрелял в первый раз… После выстрела вместе со всеми, кто был в толпе, Комиссаров был схвачен и отправлен в генерал-губернаторский дом. Но узнав, что он из Костромы, жандармам… точнее, господину Кириллову, которого ты так ценишь… пришло в голову придумать патриотическую историю – еще один костромич спас своего монарха!
– Откуда ты все это знаешь?
– Наше с тобой любимое выражение: «В России все секрет, да ничего не тайна»… Спроси сам, но построже, у Кириллова. Вчера этого Комиссарова посадили в театре рядом с нашей ложей. Он сидел завитой, веснушчатый, и рядом его жена в аляповатом, мучительно-безвкусном кокошнике. И над ними ты! Ему нанимают кучеров и лакеев, ему дарят дом, его портреты выставляют рядом с твоим портретом. Его все именуют «Спасителем»… Это стало его именем! Прозвище так прилепилось, что его супруга, которая с утра до ночи бродит по Гостиному Двору, закупает шелка и брильянты, всюду рекомендуется «женою Спасителя», к великому смущению купцов… Боже мой, как мы ничего не умеем, у нас всё – по-рабьи! Даже спасение Государя!..
Я ничего не ответил.
И Костя, закончив свой патетический монолог, откланялся, чувствуя себя героем.
Я вызвал Кириллова. Он спокойно подтвердил: да, Комиссарова они придумали.
– Энтузиазм народа доказывает, Ваше Величество, что мы поступили правильно.
– Но более так не делайте, – сказал я строго, однако не слишком.
Он прав. Народ любит понятную мистику.
Кириллов прекрасно ведет следствие. В кратчайший срок все было узнано!
Покушался злодей по фамилии Каракозов, 26 лет. Из дворян, учился в Московском университете, был исключен за неуплату. Сам из провинции… В Москве сошелся со своим родственником, нигилистом по фамилии Ишутин, вольнослушателем все того же Московского университета… Этот молодой человек кружок придумал… Сначала решили осуществить в нем идеи Фурье – организовать переплетные мастерские. В них они должны были трудиться вместе с рабочими и заодно обучать тех ненависти к правительству. Это, естественно, им скоро наскучило. В переплетной мастерской работать надо. А работать у нас на Руси кому ж охота… Тогда-то решили поторопиться и побыстрее организовать революцию. Поднять народное восстание, убить меня и создать государство без всякой собственности. Для чего и создали тайное ядро в кружке под названием «Ад». Почему такое откровенное название – следователи пока не поняли…
В этом «Аду» они и обсуждали, надо ли меня убивать немедля или стоит подождать и пока пропагандировать в народе… Вот о чем думали эти новые молодые люди, которым я дал столько свобод…
Но этот Каракозов ждать не захотел! Торопился убить!
Что же делать? Сомнения, вечные мои сомнения… И все же, старательно все обдумав, решился огорчить и Костю, и всех наших либералов… Подписал указ о создании Следственной Комиссии во главе с генералом Муравьевым…
Велел привезти Муравьева.
Три года назад он усмирил Польшу. Поляки – эти вечные бунтари… Их непреходящая любовь к свободе закончилась полным параличом власти – государство погибло, земли разделили между собой прабабушка Екатерина, австрийцы и пруссаки…
Но вместе с польскими землями мы получили еще одну награду – постоянный бунт. Они мечтают о несбыточном – о возрождении своего государства. Но, уверен, если каким-то чудом оно возродится, они сделают все, чтобы оно погибло. Ибо государство – это разумная несвобода, с которой поляки никогда не смирятся… Если бы я предсказывал, что будут делать народы в следующем веке, около слова «Польша» я написал бы «бунтует».
Я сделал Костю наместником в Польше. Он был добр к полякам. Предложил дать им широкую автономию… Но они приняли это за слабость. Создали тайное правительство, стреляли в бедного Костю, напали на наш гарнизон. Перебили множество несчастных солдат… И тогда я позвал Муравьева. Отправляясь в Польшу, он сказал: «Для меня самый хороший поляк – это поляк повешенный». И потребовал отозвать из Польши доброго Костю…
Я вынужден был согласиться. Муравьев беспощадно вешал – даже ксендзов, даже женщин. Сжигал поместья, тысячами отправлял бунтовщиков в Сибирь… И усмирил… правда, поссорив нас с заграницей. В первых рядах негодовавших, конечно же, были французы – они нынче дали приют тысячам польских бунтовщиков.
Я наградил Муравьева за Польшу… Хотя этот кровожадный бегемот вызывал у меня чувство брезгливости. И, надо сказать, у всех близких мне людей. Генерал-губернатор Петербурга князь Суворов как-то сказал мне: «Если Муравьева отправят в рай, я предпочту ад…»
В общем, после Польши я отправил Муравьева на покой.
И теперь мне пришло в голову призвать этого господина.
Он вошел, поклонился. За время отставки сильно ожирел. Огромный, тяжело дышит – этакая помесь медведя и бегемота… с тигриными глазами. Жирное, беспардонное, одутловатое, курносое, бульдожье лицо.
Так что нигилисты сразу поймут – этот церемониться не будет.