Княжеские трапезы

— Все это ваша вина, месье мэр. Надо всегда вести честную игру. Моя тетка предложила вам сделку, вы согласились, а на самом деле подставили ее. Отвратительно. Но уж теперь, старина, со сломанным носом или нет, вы предстанете перед судом присяжных! За ними дело не станет. Десять лет тюремного заключения, вся карьера — псу под хвост, разорение, окружающие, и прежде всего ваша семья, будут шарахаться от вас, как от зачумленного. Вы ведь понимаете: все доказательства налицо — платочек с моими инициалами, пропитанный насквозь вашей спермой! И не забудьте о бистро. Помните? Я во что бы то ни стало хотела остановиться там. Мне вроде бы понадобилось в сортир, но на самом-то деле я должна была поговорить с хозяйкой. И я сказала ей, что вы пристаете ко мне. Она уже подтвердила это жандармам.

— Законченная мерзавка! — пробормотал Ниволя.

Мари-Шарлотт хихикнула:

— Вовсе нет: я только учусь! Вот позже я примусь за такое, что еще никому не приходило в голову! Я вундеркинд! Но знали бы вы, какой старой я себя чувствую, и это уже сейчас! У меня впечатление, будто я живу целую вечность и знаю все обо всем и обо всех.

Собеседник не отвечал. Слушал ли он ее? Ниволя гладил свой распухший нос, сопя, словно тюлень под водой.

— В общем, нужно восстановить первоначальное положение, — продолжала Мари-Шарлотт. — Что это означает «восстановить первоначальное положение»? Вы беретесь выполнить свои обязательства, а я и моя тетка улаживаем дело с полицией, чтобы вам не предъявляли обвинений. Так?

Поскольку Ниволя молчал, девчонка повысила голос:

— Да слышите ли вы меня, старый козел?

— Да, да, — заторопился мэр.

— Так отвечайте, вашу мать! Остановить дело будет нелегко: мне надо кое в чем изменить показания, с этим я разберусь. А вы уж уладьте дело с источником. — Мари-Шарлотт прыснула, вспомнив о доверчивости Розины. — …и дайте мне сто тысяч франков наличными в качестве возмещения ущерба.

— Как это? — подскочил Ниволя. — Да что это такое? Сто тысяч франков!

— Если вспомните о том, что я могу сломать вам жизнь, вы отдадите деньги. Это налог на плохое поведение, толстячок. Вы не только изнасиловали меня, но и надули мою тетку.

— «Изнасиловал» — слишком сильно сказано: ты ведь была согласна!

— Ну и что из того? Ведь хозяйке бистро я сказала, что мне страшно!

Вспомнив на заре эту сцену, девчонка рассмеялась. Дело в шляпе. На следующий день, тайком от Розины, мэр передал ей толстый конверт и поклялся, что Компания по водоснабжению не будет влезать в это дело, а община возьмет на себя расходы по ремонту и заплатит за воду. Сама же Мари-Шарлотт заявила бригадиру, что, на самом деле, мэр вовсе не трахнул ее, а всего лишь «облегчился» в ее присутствии. Маленькая негодяйка вновь умело напустила на себя развратный вид, и жандарм, пораженный этой переменой, происшедшей с невинным дитя, не решился пуститься в крестовый поход против известного человека, суливший одни неприятности. Лучше уж прекратить это дело. Тем более внимание, оказанное ему Розиной, свидетельствовало о том, что и она не возражает против такого исхода дела.

Шаги удалились, стали неслышны. Мари-Шарлотт бесшумно встала, взяла сандалии и вышла из вагончика, едва отворив раздвижную дверь.

Утро было сереньким, ночь все никак не уходила. На небе солнце не вставало; вдоль дороги еще горели фонари.

Девчонка сразу увидела стоявший чуть поодаль автомобиль, над лобовым стеклом которого горела табличка с надписью «такси». С противоположной стороны до Мари-Шарлотт донесся шум осыпающейся земли. Она надела кожаные сандалии и двинулась в сторону ямы.

Там стоял толстый хмурый таксист, тот самый, что привез тетку и племянницу из Парижа сюда, на стройку. В своей потертой кожаной куртке он казался еще более коренастым, чем в первый раз. Откинутая на затылок старомодная кепка не мешала ему беспрерывно фотографировать. В утренней тишине щелчки взводимого затвора фотоаппарата следовали один за другим.

Девчонкой овладела ярость, и она, насколько возможно тихо, подошла к мужчине. Мари-Шарлотт так со сна и не переоделась, на ней были только трусики и майка, болтавшаяся вокруг ее тощих бедер.

Подойдя к фотографу поближе, она спросила:

— Что это вы тут делаете?

Тот обернулся, увидел, что перед ним стоит девчонка, и, не сочтя ее достойной внимания, продолжал щелкать.

— Я вас спрашиваю, что вы тут делаете! — закричала Мари-Шарлотт.

— Собираю материалы для досье! — ответил таксист.

— Для чего?

— Для моих коллег по муниципалитету. Мэр навешал нам лапшу на уши по поводу аварии водопровода. Он хочет, чтобы за ремонт заплатила община. К тому же, никакого разрешения на эти работы не было выдано.

Он замолчал, потому что маленькая фурия в трусиках бросилась на него, схватила ремешок фотоаппарата и вырвала его у таксиста из рук.

— Немедленно отдай! — рявкнул таксист.

— Отдам, как только получу пленку! Это частная собственность, и я запрещаю вам фотографировать!

Таксист хотел было отобрать у девчонки свой фотоаппарат, но она одним прыжком, как коза, отскочила в сторону.