Княжеский отбор для ведьмы-дебютантки

Я киваю, прошу передать Ставицкому благодарность и сажусь на лошадь. Я многому научилась за эти дни, но понимаю, что это — лишь капля в море магических знаний. Возьмется ли кто-то еще учить меня им?

12. Вера Бельская

После обеда Дашутка приносит письмо.

— От княжны Бельской, ваше сиятельство! — важно сообщает она и кладет на комод аккуратно сложенный листок бумаги.

Я разворачиваю его, прыгаю взглядом по строчкам. Почерк у княжны красивый, буквы маленькие, круглые, со множеством завитушек. Я читаю, спотыкаясь на непривычных знаках. Как их там — ять, фита? Непривычно использование и некоторых вполне знакомых букв — «и» в латинском написании, с точечкой вверху, твердый знак в конце слов.

«Дорогая Натали!

Надеюсь, мое письмо застанет тебя в добром здравии.

Перво-наперво, хотела бы извиниться за отказ папеньки обсуждать интересующую тебя тему — он давно уже болезненно воспринимает ее и даже в разговорах со мной крайне редко ее затрагивает.

Но ты должна знать, что во всём, что не касается этого, ты можешь рассчитывать на нашу приязнь и поддержку. И если когда-нибудь тебе потребуется помощь, то искренне верю, ты обратишься к нам без малейшего стеснения.

Как твои уроки французского? Я слышала, Татьяна Андреевна всё-таки наняла вам с Софи хорошего учителя».

Тут я невольно хихикаю. Да уж, тетушке пришлось раскошелиться. Но учитель, действительно, оказался толковым. Старенький француз, несколько лет назад променявший родной Париж на снега России, был мил, галантен и умел ценить настоящую литературу.

Хорошо, что я училась на инязе — выяснилось, что говорю по-французски я куда лучше Сони, и в отличие от кузины, читала в оригинале и Вольтера, и Руссо. В разговорах с месье Буазелем труднее всего оказалось не обмолвиться случайно о каком-нибудь еще не написанном произведении Дюма, Бальзака или Гюго, которые известными писателями еще не стали.

Софи на уроках нервничала, иногда плакала, а вечерами я слышала в ее комнате бормотание на французском языке — она учила слова и грамматику.

«Буду рада видеть тебя у нас в любое время. Прости, что сама не наношу вам визитов — ты же знаешь, что Татьяна Андреевна не очень ко мне расположена.

Надеюсь, тебя не затруднит написать мне в ответ хоть несколько строчек, чтобы я знала, что у тебя всё в порядке, и ты не сердишься на нас».

— Лакей, что письмо привез, сказал, Вера Александровна просила об ответе, — напоминает о себе Дашутка.

Она уже принесла и чернильницу, и перо, и бумагу, и пресс-папье.

Я киваю — да, да, пусть подождет ответ. И даже беру перо в руки.

«Дорогая Вера!»

Перо непривычно скрипит по бумаге, а с самого кончика скатывается темная капля, превращаясь на еще почти чистом листе в жирную кляксу. Но не это смущает меня.

Я не умею писать по правилам девятнадцатого века! И, получив мое письмо, княжна, конечно, поймет, что я хотела ей сказать, но, должно быть, многое покажется ей слишком странным. А я не уверена, что готова к откровенному разговору с ней.

Нужно больше читать и заново учиться писать. А пока…

— Нет, я передумала, — сообщаю я Дашутке. — Пусть лакей передаст Вере Александровне, что я сама приеду к ним завтра.

Дашутка кивает и хочет забрать канцелярские принадлежности. Но я оставляю их у себя — нужно практиковаться.

На следующий день для проформы предлагаю кузине ехать к Бельским вместе. Но та, как я и надеялась, отказывается. По настоянию тетушки я отправляюсь в гости в экипаже, встречать который на крыльцо выходит сама Настасья Константиновна.

— Добро пожаловать, Наташенька! Очень рада тебя видеть у нас! Мы поджидаем тебя уже с утра. Верочка сообщила, что ты приедешь. Ты, должно быть, удивлена, что она сама тебя не встречает. Она в людской — дочка кухарки тяжело захворала.

Даже я, чуждая классовых различий, не очень понимаю, какая связь между недугом кухаркиной дочки и пребыванием княжны в людской. Княгиня виновато улыбается.

— Ты, может быть, этого не одобришь, но Верочка, она… Ах, она же каждого пожалеть готова! Надорвался кузнец — она у него в избе, лошадь захромала — она на конюшне. Говорит, дар должен пользу приносить.

Вот оно что! Вера тоже лечит!

Я робко спрашиваю:

— А можно мне тоже в людскую?

Хозяйка в ужасе машет руками:

— Что ты, Наташенька, и думать не смей! Александр Денисович гневаться станет. Да и за Верушкой я уже послала.

Вера появляется в гостиной через четверть часа — усталая, но, кажется, довольная. Княгиня тактично оставляет нас одних. У девушек свои разговоры.

Княжна целует меня.

— Прости за ожидание, Наташа! Я надеялась, что сумею управиться до твоего приезда. Но случай тяжелый оказался. Младшая дочка нашей кухарки вечор в лесном озере искупалась. А вода там холодная. Понятное дело — простудилась. Всю ночь жар не спадал.

Я осторожно спрашиваю:

— Значит, ты всё-таки применяешь свой дар?

Наверно, в моих словах ей чудится укор, потому что она начинает оправдываться:

— Он у меня совсем слабенький, Наташа! Но если он может быть на пользу людям — то почему бы и нет? Я всего лишь стараюсь держать это в тайне.

— Боишься, что тебя могут обвинить в колдовстве?