— На Медвежьем лугу? — сомневается князь. — Не похоже. Я этот луг как свои пять пальцев знаю.
— Так ведь не сейчас рисовано-то. Уж, поди, полсотни лет прошло. Я еще мальчиком был.
— Едем! — решает Елагин. — Вели заложить бричку.
Антил отправляется выполнять поручение, а князь оборачивается ко мне.
— Вера Александровна, наверно, вам не стоит ехать…
Он опять думает о приличиях. Ну, уж нет, ни за какие коврижки!
Должно быть, это отражается на моем лице, потому что Константин кивает:
— Что же, как скажете. Только наденьте что-нибудь потеплее.
В этом он прав — по крайней мере, эти туфли точно не предназначены для прогулок по лугу. Но через десять минут мы уже садимся в экипаж.
По дороге на улицу мы не встречаем никого из гостей, но не сомневаюсь, что наше возвращение в усадьбу не пройдет незамеченным. Моя репутация будет испорчена, и Елагину придется на мне жениться. Невольно улыбаюсь при этой мысли.
Мы добираемся до луга минут за двадцать. Я оглядываюсь. Честно говоря, я не сказала бы, что именно это место изображено на картине, но за пятьдесят лет пейзаж (не на холсте, а в реальности) мог сильно измениться.
— Не понимаю, — рассуждает Константин. — Дядя сам заставлял меня учить стишок, значит, он хотел, чтобы я знал про тайник. Зачем же тогда он велел унести картину на чердак?
— Наверно, он не хотел, чтобы вы нашли его в то время, — предполагаю я. — Это был его тайник, и он не стал делиться своими секретами ни с кем, даже с вами. Но когда он почувствовал себя плохо, он сразу же заговорил о возвращении картины, просто сделать это не успел.
Лошади останавливаются в нескольких шагах от нужного дуба. Елагин настаивает, чтобы я оставалась в экипаже — трава еще мокрая от росы. Но я спрыгиваю на землю вслед за ним.
Чтобы найти дупло, а в нём — небольшую шкатулку, нам требуется не меньше часа. Когда она оказывается у князя в руках, я чувствую головокружение. Я плотнее кутаюсь в шаль, чтобы Елагин не заметил, что я дрожу.
Конечно, в шкатулке может оказаться всё, что угодно. Документы, которые были важны для старого князя, но не имеют никакого отношения к моему отцу. Фамильные драгоценности Елагиных. Деньги.
Шкатулка закрыта на маленький крючок. Движение руки, и крышка откинута.
А через секунду шкатулка выскальзывает из рук Константина, и всё ее содержимое оказывается на земле. Сложенные в несколько раз листы исписанной мелким почерком бумаги. Золотой браслет с крупными рубинами. И серебряная волчья голова с изумрудными глазами.
33. Правда
Князь бледен, и теперь уже руки дрожат не у меня, а у него. Антип благоразумно возвращается к экипажу и уводит Арину с собой.
Я сажусь на корточки, касаюсь ладонью волчьей головы. Не знаю, как проявляется действие этого амулета, и для каких целей он используется, но ощущения у меня возникают не самые приятные. Возможно, это потому, что из-за этого амулета погиб мой отец. Хотя, разумеется, сам волк здесь совершенно ни при чем.
Князь не наклоняется, чтобы подобрать выпавшие из шкатулки вещи. Его, похоже, не интересуют пока ни бумаги, ни золотой браслет.
— Вера Александровна, вы, кажется, не удивлены нашей находкой? — в голосе его звучит обвинение.
Я поднимаюсь и смотрю Елагину прямо в глаза.
— Да, Константин Николаевич, я была уверена, что мы найдем этот амулет в Елагинском.
— Вот как? — цедит он сквозь зубы. — Потрудитесь объяснить!
Его слова бесцеремонны, даже грубы, но я понимаю, в каком состоянии он сейчас находится.
— Хорошо, я постараюсь. Видите ли, ваше сиятельство, я знаю историю графа Закревского несколько с другой стороны. В ней тоже фигурирует амулет, но подкупили им вовсе не графа, а вашего дядю. Граф сам рассказал об этом князю Бельскому.
Я оговариваюсь, забыв назвать князя Бельского своим отцом, но Елагин не замечает этого.
Он мотает головой, прикладывает руки к вискам.
— Не понимаю, Вера Александровна! Вы хотите сказать, что предателем был мой дядя? Но если ваше обвинение основано только на словах графа Закревского, о которых вы знаете со слов вашего отца, то это недостаточно убедительные доказательства.
— Возможно, — соглашаюсь я. — Но всё-таки позвольте мне озвучить свою версию тех событий.
И я рассказываю ему — и про заговор, в котором участвовали трое вельмож, и про попытку подкупа графа (я всё еще не решаюсь назвать его своим отцом), и про то, что граф видел амулет как раз в доме старого князя Елагина.
— Значит, по-вашему, мой дядя обвинил графа в предательстве, чтобы отвести подозрения от себя самого?
Я киваю.
— Послушайте, ваше сиятельство. Если бы амулет действительно был у Закревского, то как бы он смог оказаться здесь, в шкатулке князя?
— Мой дядя мог найти его при обыске особняка графа, а потом поддаться искушению и скрыть его от императора. Не забывайте — он тоже был магом и понимал, какую ценность имеет эта вещица.
Я стараюсь хотя бы внешне оставаться спокойной, хотя внутри меня уже клокочет возмущение.