Княжья доля

— Да не все ли равно? Хоть к Наполеону! Думаешь, он тебя послушается? А нам всем надо дружно подставить правую щеку, когда слева по челюсти съездят.

— Левую, — вновь внес негромким голосом Константин свою правку и, заметив озадаченное лицо Миньки, пояснил: — В Библии бьют по правой, после чего рекомендуют подставить левую.

— Да какая к хренам разница! — разбушевался не на шутку Минька. — Главное, что у всех морды в крови, а враг доволен, гад. У него войска сколько будет? — обратился он к Константину.

— На Калке — не знаю, зато потом Батый приведет тысяч сто-двести конницы. Это по моим самым скромным прикидкам[38]. И каждый запасную лошадку имеет.

— Во, — Минька торжествующе и чуть ли не с радостью поднял указующий в потолок палец. — Четыреста тысяч одних лошадей. А у нас?

— У Кости, как я понял из нашего вчерашнего разговора, всего несколько сотен. У остальных, скорее всего, примерно по столько же, — вступил в разговор молчавший до сих пор Славка. — Так что даже если и смогут объединиться все князья в кучу, то самое большое двадцать-тридцать тысяч наберут. К тому же, насколько я помню историю, Рязани так никто и не помог. Да и остальные тоже все больше в одиночку гибли.

— Правильно говоришь, — кивнул одобрительно Костя. — Правда, к этому количеству можно сотню тысяч ополченцев еще приплюсовать.

— Это как в Великую Отечественную, — хмыкнул иронически Славка. — Необученную толпу бросить против профессионалов. Пушечное мясо, оно и есть пушечное мясо. Так тогда мы хоть количеством задавить могли, а сейчас и этого преимущества не будет.

— Так, может, следует объединить всех, обучением мужиков заняться в первую очередь, а не гранатами всякими дьявольскими, прости, Господи? — попытался возразить Николай.

— А ведь наши юные друзья правы, отче, — вновь вступил в разговор Константин. — Ну, предположим, удастся всех воедино собрать, и что? Численность — ни в какое сравнение, а уж про обученность и дисциплину вовсе говорить нечего. Будет как на Калке, каждая дружина сама по себе, потому что всякий князь только себя в главное начальство метит и уступать никому не желает. Если же удастся внедрить все, что задумано нашим юным Эдисоном, то есть надежда хотя бы уравнять шансы.

— А дальше что? — трагическим шепотом вопросил Николай. — Ведь мысль на месте не стоит. Не успеем и глазом моргнуть, как пистолеты с ружьями появятся. А там, лет через сто, глядишь, и до автоматов с пулеметами дойдет. Еще через сотню лет «катюши» будут, танки и в самом скором времени, пожалуйте, ядерная бомба. А сознанием-то люди и в двадцатом веке до атома не доросли.

— И что ты предлагаешь? Какой выход? — Константин понимал, что в словах Николая есть здравый смысл. Действительно, не следовало бы блистать в средневековье военными познаниями, двигать вперед семимильными шагами науку уничтожения, а не созидания. Но Калка, но татары, но огромное полчище Батыя и истерзанная Русь под копытами монгольских коней — как с этим быть?

— Так ведь оно ясно. — Николай наконец отчетливо и ясно узрел перед собой выход, нарисовавшийся как на картинке, и, захлебываясь от восторга, спешил поделиться увиденным со своими собеседниками: — Душу каждую очистить от скверны. Злое вытряхнуть, а доброе, чистое, светлое — а оно у каждого негодяя, хоть и помалу, но есть — наружу всем показать. Вот же оно, хорошее, солнечное в вас — растите его, приумножайте, с другими делитесь. Оно от этого не уменьшится, а, наоборот, увеличится.

— Поделись улыбкою своей, и она к тебе не раз ещё вернется, — вполголоса замурлыкал Славка, но Николай, не обращая внимания на ироничный тон, лишь обрадовался поддержке, пусть даже такой.

— Правильно, не раз и не два вернется. Обязательно вернется. Нет ничего прекраснее светлой человеческой души. Не зря ведь сказано: красота спасёт мир. Это именно про ее красоту.

— В принципе, я согласен, — примирительно заявил Константин. — Это все здорово, и этим мы обязательно займемся. Организуем какой-нибудь университет красоты, доброты, тепла и света. Выпустим уйму педагогов оттуда, они будут работать в школах и нести светлое, доброе, чистое в не запачканные осознанным злом детские души. Я обеими руками за это. Да и из них, — он указал на Славку с Минькой, — никто, думаю, возражать не будет. Однако до всего этого надо еще дожить, а враг, образно говоря, на пороге, и всю эту красоту ровно через двадцать один год он похерит и вырубит под корень. По-моему, надо решить ближайшую задачу, причем постараться выполнить ее, как еще большевики учили, малой кровью и на чужой территории. А для всего этого не обойтись без секретного оружия. Как говорили в Древнем Риме: хочешь мира — готовься к войне.

— И где этот Древний Рим? — скептически усмехнулся Николай, не желая сдаваться без боя. — Хваленая воинская дисциплина, закаленные в боях легионы. Мастерства и воинского умения не занимать, а погибли, растоптанные простыми необученными варварами. Сила уступила духу.