Княжья Русь

Степняки отступили и занялись мелким грабежом вокруг городка. Артём мгновенно этим воспользовался: сотня гридней вылетела из ворот и принялась стрелять и рубить разрозненные кучки степняков, многие из которых спешились, чтобы удобнее было шарить по избам. Степнякам пришлось туго. Часть даже бросилась наутек. Но тут некстати показались оба отряда, переправившихся ниже и выше городка, и удирать пришлось уже Артёмовым дружинникам. Разбегавшиеся печенеги сразу воспряли, да так, что десятка два копченых, тех, что оказались поближе, успели даже проскочить в ворота на хвостах дружинных коней.

Им бы встать в воротах да держать их, пока не подоспеет подмога.

Однако со стратегией у печенегов было плоховато, а вот жадность всегда была на высоте. Возомнив, что городок уже захвачен, печенеги галопом понеслись к общинному дому – грабить.

Тут-то их и приняли в рогатины люди Горомута и развернувшие коней гридни, а вои, оставшиеся на стенах, обрушили град стрел на мчащихся к воротам печенегов, заставив обладателей самых проворных коней поспешно повернуть вспять.

Ворота затворили и заложили брусом. Прорвавшихся копченых частью порубили, частью повязали. Пленных втащили на стену и показали сородичам. С соответствующими обидными словами.

Печенеги завыли и заверещали. Не понравилось.

Артём взошел на стену, поднял руку с перевернутым изнанкой щитом: мол, говорить желаю.

Печенеги унялись. Выпустили вперед молодого плечистого степняка в серебрённой броне.

– Я – Кохчуб! – закричал печенег. – Большой хан народа Хоревой! Откройте ворота, сложите оружие – и мы никого не убьем!

Заманчивое предложение. Особенно из уст печенега.

– Может, ему еще кабанчика к ужину освежевать? – пробасил снизу Лузгай.

Гридни заржали. Артём поднял руку, и смех утих.

– Я – Артём, князь уличский, большой воевода киевский! – гаркнул он. – Знаешь меня, Хоревой?

– Знаю тебя! – завопил хан. – Ты был средь тех, кто погубил бесстрашного воина, моего отца Кайдумата! Вы, русы, заманили его в ловушку и убили. Я рад, что нам попался именно ты, волк! Сдавайся или умрешь!

– Я-то, может, и волк, а вот твой отец был жадным и глупым шакалом! – насмешливо крикнул Артём. – Хотел украсть чужую овцу, но пришел хозяин и забил его палкой! Слышишь, хан? Твой отец не пал в бою, а сдох, как собака. Его забили палкой и бросили на поживу стервятникам! И вместе с ним – всех паршивых псов-хоревой, которые посмели скалить зубы там, где им следует скулить, поджав хвост! Вижу, их щенки выросли такими же слабыми и глупыми! Сними свои доспехи, степняк, сложи их у моих ног и убирайся прочь, лизать под хвостом своим сукам! Или, клянусь своей саблей, я нарублю тебя на куски и скормлю падальщикам!

– Ты сам трусливый шакал! – завопил хан. – Слезай сюда, ко мне! Я вырежу твой лживый язык и отдам своему кречету!

– Откуда у тебя кречет, щенок? – Артём засмеялся. – Это, должно быть, крашеная курица. Охотиться за червями в навозной куче – вот добрая охота для такого, как ты! Ставлю боевого коня против селянской клячи: если я спущусь со стены, ты тут же бросишься наутек, под защиту таких же щенков! Ни один Хоревой не посмеет сразиться с русом один на один!

– Ты спустись – и я покажу тебе дерьмо из твоих кишок, рус! – бешено заорал хан.

– Прикройте меня, если они нападут, – велел Артём.

И прежде, чем кто-то успел запротестовать, махнул на землю с двухсаженной высоты, уже в прыжке выхватывая саблю.

– Ну, кутенок, покажи зубки!

Печенег взвизгнул от ярости и бросил коня на Артёма. Тот отпрыгнул влево, перехватил целящее в лицо копье левой рукой, а правой наотмашь хлестнул саблей по конскому боку пониже стремени, вспарывая подпругу, и с силой толкнул копье от себя.

Раненый конь завизжал громче, чем его хозяин. Метнулся в сторону, седло съехало – и толчок довершил дело. Молодой хан грохнулся наземь. Позор для степняка немыслимый.

Артём не дал ему времени «насладиться» унижением. Прыгнул на упавшего, врезал остроносым сапогом пониже края кольчужной юбки, ухватил за шкирку скрючившегося, воющего хана и бросился к стене. Оттуда уже скинули веревку с крюком, который Артём тут же поддел под ремень печенега, ухватился сам – и дюжина крепких рук проворно потащила его наверх. Слаженный залп из городка ударил в ошеломленных печенегов, собрав еще десяток жизней. Ответ последовал с опозданием, и довольно вялый: степняки боялись попасть в своего хана.

Пленника перетащили через зубцы, скинули на дощатый настил, разогнули, спутали руки-ноги.

– Ну, князь, скажу я: не зря песни поют о твоей доблести и храбрости! – с восхищением произнес Горомут.

– Не в храбрости дело, – сказал Артём. – Главное: теперь копченые мимо нас грабить не пойдут. Им непременно надо отомстить. Или о Хоревой такие песни в Диком Поле запоют, что останется им только зарезаться от стыда. А теперь, сотник, пора нам подумать о том, как уцелеть самим. Помощь нужна.

Горомут глянул на черный хвост дыма, поднимающийся над сторожевой вышкой. К сожалению, погода была неудачной, и дым не уходил высоко в небо, а черным клубом висел над крышами. Издалека не увидишь.