Княжья воля

Мудрым решением сотника десяток мой для солидности и увеличения боевой мощи разбавился опытными гриднями. Помимо Жилы, Невула, Мороза, смуглолицего Ясеня (все таки есть в нем что-то мулатское), Шеста и поправившегося Праста, Вендар отрядил к нам Врана и еще троих дружинников. Если упитанного Волю и угрюмого Неждана я знал сравнительно давно, то третьего гридня видел в первый раз. Точнее — второй. Позже я вспомнил его удивленное лицо на пиру, после моей расправы со злопамятным родственником Харана. Парня звали Стеген, был он урманом по крови и являлся одним из двух скандинавов в княжеской дружине. Всю растительность на своем лице Стеген безжалостно удалял, оставляя на бритой голове только длинный, произрастающий из самой макушки хвост сивых волос. Это хозяйство урман увязывал в подобие пучка, что в купе с решительным подбородком и сверкающими кристаллами ледяных глаз придавало ему весьма колоритный облик.

Вечером за ужином в гриднице собрались оба десятка. В обществе юного Ольдара чинно-благородно посидели, пообщались. Пацану все интересно, заметно, что еле терпит отправиться руководить порядком на ответственном объекте. До этого Вендар шепнул нам с Сологубом, чтоб глаз с парня не спускали и не давали ему особо расправлять крылья. Жить он будет на крохотном подворье своей бабки по материнской линии, при нем неотлучно должны находиться двое гридней.

Жаль, что только двое. С другой стороны при барчуке принеси-подай тоже не сладко. Парень, по ходу, капризный.

Следующим утром, едва рассеялась ночная хмарь в гридницу заваливается Голец. С красными от недосыпа глазами и синюшне набрякшими веками, точно вокзальный ханыга мучимый сильнейшим бодуном. Вместо правой брови спелой сливой налилась огромная гематома. Я приподнял голову с подушки и оглядел приятеля придирчивым взором.

— Забухал что ли? Кто это тебя так?

— Пустяки. Упал.

— Упал? Золотой дам еще раз так упадешь?

— Нет у тебя золотого.

Голец деловито прошелся между лежаками, проверил, кто кроме меня еще есть в гриднице, затем подошел ко мне вплотную и сверху вниз вполголоса заявил:

— Хватит щеки плющить, поднимайся, я тебе дело подыскал.

— Какое еще дело, что за гон? Не порть выходной я тебя прошу.

— В городской корчме. Пьянь взашей вышвыривать, с забывчивых плату вытряхивать, словом, порядок блюсти, хозяину помогать. Парень ты здоровый, кулачищи вон с детскую голову.

— Ты предлагаешь мне работать вышибалой? — меня искренне удивляет не столько возможность заиметь не слишком престижную профессию, сколько само ее здесь существование. Древняя Русь продолжает преподносить сюрпризы. — А ничего, что я уже служу князю?

— Одно другому не помеха. Днем служба, вечером и ночью — работа. Заодно угол свой заимеешь. Тебе же нужен угол?

— А то ты не знаешь, — усмехаюсь. — Нам всем теперь придется угол искать.

— Ну не всем, а только половине, — уточняет Голец. — У причалов, рядом с местом, где князь собирается лодии строить, есть заброшенная землянка. Крышу поправить, дверь сколотить и можно жить, печка там целая.

— С таким распорядком копыта протянешь, — говорю, критически оценивая перспективу вкалывать круглые сутки.

— Ты молод, здоровья хватит, серебра накопишь, справу путную купишь. Хозяин сказал, что не поскупиться на доброго нового работника. Комнату выделит, вещи сложишь.

— А старый работник где?

— Убили. Зарезали какие-то залетные. Ножом прямо в сердце. Тоже, говорят, кулаками ворочал на загляденье.

Голец цапнул из общей корзины сухарь, придирчиво выглядел плесневые места и смачно захрустел. Правый глаз его почти полностью закрылся под давлением мягкого яйца вместо брови. Похоже, ночной драчун был левшой, больно удачно приложился.

— Ну, чего замер? — спрашивает нетерпеливо.

— Думаю.

— Дурак думками богатеет. Ты не думай много, оторви задницу от лежака и пошли, тебя хозяин ждет.

Сковырнув себя с топчана, с гримасой недовольства принимаюсь вяло одеваться. Что-то слишком много хозяев развелось. Один хозяин, другой хозяин хозяина и так далее, надоедать начинает, к черту послать некого. Глянуть, однако, стоит. Чего мне терять? Княжьи охоты да пиры все равно мимо, Рогволд предпочитает обходиться услугами бывалых гридней. Городскую стену эту обрыдлую? Скучать я по ней точно не стану. Старинная поговорка провозглашает необходимость солдатику держаться подальше от начальства, поближе к кухне. Да и угол в теплой корчме как-то милее выстуженной, полусгнившей землянки. Жалование, опять-таки…

Владельцем небольшой корчмы возле заполоцкого торжища, оказался довольно пожилой, но деятельный джентльмен с круглым, оттопыренным пузом. Мелко потрясая большой, плешивой головой (у дядьки, видимо, прогрессировала болезнь Паркинсона), заслуженный работник общепита в двух словах ознакомил меня с обязанностями и попросил не теряя времени приступить к их исполнению.