Княжич

В Смоленск из Гнёздово я возвращался на лодье водным путем, в благодушном настроении любуясь проплывающими за бортом пейзажами. Храмовая застройка левобережных днепровских круч начиналась за 3,5 километра от города и тянулась длинной вереницей до самой столицы и даже выплескиваясь за ее восточный пределы. Сначала в устье реки Кловки взору открывался высокий и острый силуэт храма Троицкого монастыря. Далее, ближе к городу, над самой поймой в устье реки Смядыни находился ансамбль Борисоглебского монастыря, где, кроме большого храма, была построена вторая, Васильевская церковь. Выше по Днепру на Свирской горе располагался княжеский двор с величественным придворным храмом Архангела Михаила. Чуть далее с противоположной стороны Днепра виднелась моя дворовая Борисоглебская церковь – главный храм Ильинского конца. А напротив Заднепровского острога хорошо просматривался вольно раскинувшийся на холмах окольный град Смоленска, поражая зрение обилием луковок церквей. Но и здесь храмы не заканчивались. К востоку от Смоленска, вверх по Днепру стояли церкви в устье реки Рачевки и за 2 километра от города на берегу реки Протока возвышался еще один огромный монастырский храм. Всего этот грандиозный архитектурный ансамбль тянулся вдоль Днепра на протяжении около 6 километров, создавая обманчивое впечатление огромной величины города, внушая всем речным путникам мысль об его многолюдности, силе и богатстве. И глядя на всю эту красоту я больше думал о том, что эти красивые фасады с красочными обертками на самом деле являются потемкинскими деревнями, за которыми скрывается серость и нищета.

Но я надеялся, что зрелище, внушаемое этими величественными видами, вскоре уже не будет казаться пустым миражом. Работая день за днем, месяц за месяцем, я понимал, что несколько портящие общий пасторальный вид дымящие металлургические трубы моих заднепровских заводов возвеличивали на практике Смоленск сильнее, чем все эти храмы, вместе взятые. Колосс на глиняных ногах рос и обретал мощные стальные корневища, которые должны будут выдержать все ураганы и прочие невзгоды.

А в Смоленске меня уже поджидали гости из Новгорода.

– Вот, Владимир Изяславич, мой давний новгородский знакомец, Макар Климятич, входит в купеческое товарищество «Ивановского ста». Занимается бортным промыслом, скотоводством, ну и отдает деньги в рост. Владетель четырех сел, – представлял новгородца глава совета директоров Ростдома Юрий Захарьевич.

Макар Климятич, мужчина лет тридцати пяти, одетый в богатый, вышитый позолотой, кафтан встал и поклонился со всем уважением.

– Хочу в ведомое тобой, Владимир Изяславич, товарищество ростовщическое вступить. Что такое давать и брать деньги в рост я не на словах знаю, а на деле. Еще батюшка мой сим делом промышлял, – сразу перешел к сути вопроса купец, говоря при этом смешным «цокающим» новгородским говором.

– Юрий Захарьевич, – обратился я к главе Ростбанка, – можешь поручиться за новгородца?

Банкир утвердительно кивнул головой.

– То, что Макар Климятич человек богатый, уважаемый, я не сомневаюсь. Если он состоит в «Ивановском ста», это априори значит, что свои обязательства он будет исполнять, прохиндеев там не держат, да и товарищество купеческое своего члена всегда в случае нужды поддержит. Но ты, Юрий Захарьевич, сам должен понимать, в наше совместное дело абы кого вводить нельзя, человек должен пользоваться стопроцентным доверием. С остальными директорами эту кандидатуру согласовал?

– Согласовал, Владимир Изяславич, большинство не против, но последнее слово за тобой.

– Что я могу решить? Я этого купца не знаю и впервые вижу, потому собственного суждения о нем вынести не могу. Значит, прислушаюсь к вашему мнению, – размышляя, растягивал я слова. – Ты, купец, надеюсь, понимаешь, что твоя контора должна превратиться в паевую, а пятьдесят один процент паев ты должен будешь отдать Ростдому. Новгородским отделением Ростдома ты не сможешь самостоятельно, лишь по своему усмотрению распоряжаться – продать, завещать и прочее. Передача имущества твоей ростовщической конторы Ростдому будет зафиксирована в договоре, оформленном по всем правилам в Смоленске и в Новгороде.

– Но у меня есть некоторые условия, – спохватился купец, – вернее, хочу тебя, Владимир Изяславич, кое о чём спросить.

– Хм! Давай излагай!

– Будут ли мне предоставлены для выдачи ссуд и для иного пользования латунные деньги, на тех же условиях, что и смоленским отделениям?

– Не вижу проблемы. Но предупреждаю, регулировать как-то спрос на латунные деньги в Новгороде я не могу, сам понимаешь почему.

– Почему? – не знаю, наигранно или всерьез тупил новгородец.

– Сам посуди, ну не могу же я заставить новгородцев платить налоговые сборы смоленскими латунными копейками, полушками! Но если ты сможешь о таком уговорить новгородское вече, то стяг тебе в руки, я возражать не буду!

Отсмеявшись вместе с купцами-банкирами, я продолжил:

– Но если на латунные монеты будет спрос – пожалуйста, занимайся их оборотом на тех же основаниях, что и другие смоленские филиалы Ростдома.