Княжич

Заодно приказал Перемоги закупить у смоленских кузнецов побольше серы, объяснить, тем кто не знает способ её выплавки из руды. А сам, тем временем, с колёсным дел монастырским мастером принялся мастерить улей. После обеда улей был готов – благо ничего сложнее досок и вставных рамок для сот в нём не было.

Отобедав, я снова вызвал Никифора и продемонстрировал ему результат своих, правда, главным образом умственных, трудов, попутно объясняя для чего, а вернее для кого этот домик создан. Никифор прибывал от происходящего в самом натуральном футурологическом шоке. Он уже мысленно представлял, какие новые горизонты открывает для всего пчеловодства задумка княжича, но боялся поверить вырисовывающимся перспективам. Не совсем придя в себя, принялся задавать мне абсолютно глупые и дилетантские вопросы. А тут, кстати, и князь нагрянул со своими ближниками, ведать заинтересовался происходящем, очень уж Никифор имел обалденный вид. Мне появление князя было на руку, так и так я собирался с ним на «пасечную тему» переговорить.

– А как же княжич мы заставим пчёл там жить?

– В бортях они живут, а этот улей, чем хуже? Наоборот, во много раз удобней для пчёл. И пчелиные пасеки можно прямо в вервях устраивать, незачем будет бортникам по лесам бродить, да по деревьям лазить.

– Но как же, деревья это одно, а домик энтот …, – Никифор вспоминал как княжич его назвал, – .. улей – совсем другое дело.

– Никифор, но ведь он тоже деревянный, какая пчёлам разница?

Никифор, заметив на себе вопрошающий взгляд примолкшего князя, задумчиво закивал головой, затем спросил.

– А как же их из леса выманить, чтобы они стали в улье жити?

– Здесь тебе уже виднее. Ты же сам рассказывал, что по весне пчелиные рои распадаются и ищут себе новые дупла или борти. Вот, вскоре наступит самое время, можно эти рои словить в мешок, да заселить в улей. Или можно прямо из борти пчёл или саму борть вырезать и опять же, в улей заселить. А ещё можно, чтобы пчёлы себя уютней в новом улье чувствовали, туда заранее воск с мёдом положить.

– Верно! – воскликнул Никифор, – тогда они сразу догадаются, что ентот домик – их новое жильё!

Я про себя улыбнулся, вспомнив мультик про Вини–Пуха и его умных пчёл.

– А по–осени, – продолжил я, – бортники, вернее теперь уже пасечники, просто поднимут крышку улья и вынут часть рамок с сотами. Весной же, когда рои будут делиться, им надо не проворонить и успеть поселить новые роя в другие ульи.

– Да–да, – соглашался Никифор, а потом резко повернувшись и склонившись перед присутствующим здесь же и заинтересованно слушающего разговор князе, попросил: – Дозволь, княже, придумку Владимира Изяславича спытать. Чуя я, что польза великая может с этого выйти!

– Так ты думаешь Никифор, – уточнил Изяслав Мстиславич, – что ульи эти окажутся лучше лесных бортий?

– Да княже, за деревенской пасекой с ульями куда как сподручней следить. Не то, что в лесу, чтобы все борти обойти, надо по–лесу вёрст двадцать пройти. А если ты вздумаешь в каждую борть по дереву залезть – то не одна неделя потребна. А здесь …, – Никифор с затаённой любовью посмотрел на улей, – все борти … то есть ульи, прямо под рукой, и вздыматься вверх никуда не надо! И зверья лесного опасаться опять–таки не нужно. Великий благой розмысел сотворил княжич!

Изяслав Мстиславич удовлетворённо кивнул головой и сказал:

– Ну что ж Никифор, поручаю тебе это дело, спытывай сначала в моих вотчинных землях сию задумку, а польза выйдет, так по всему княжеству распространим.

Изяслав Мстиславич подозвал меня к себе, подошедши я сходу заявил:

– Сразу говорю, колёсного мастера Тетера, кто этот улей смастерил, не отдам, он мне для других дел нужен будет.

– Каких же сыно? – Изяслав Мстиславич лукаво улыбнулся, – И вдобавок ответствуй мне, откуда у тебя на новые дела деньги возьмутся?

– Моя задумка с ульями должна повысить взымаемые тобой дани многократно, – не растерялся я и нашёлся что ответить, – вот хотя бы с этого ты мог бы мне в долг деньги выделить. А уж про дармовой «булат» для твоей дружины я промолчу!