Княжич

Ни света, ни газа в деревне нет. Я уж не говорю о канализации или каком-то производстве. Только три десятка покосившихся, потемневших от времени срубов, благо хоть крыты они были шифером, а не землёй и травой, как я боялся.

– Чем же вы тут живёте тогда? – удивился я.

– Токмо молитвами, – поцеловал он крест на груди.

– Молитвами сыт не будешь, – кривовато улыбнулся я.

– Это само собой, – веско покивал староста. – У нас и коровки имеются, и свиньи с курями. Всё как след, чай не голытьба какая.

– Э-э-э… – Переглянулся я с Алисой. – А мыто чем платите?

– Золотишком, – признался Михась. – Нам-то оно не надобно, а мытарям только в радость, если мы им жёлтый металл заместо яиц и пушнины отдаём. Тутово в ручье и намываем, благо не пересыхает никогда и аж зимой-летом мыть можно. Даже наши сорванцы справляются, – кивнул он на головы малышни над забором.

– И лишка не остаётся? Всё как налог отдаёте? – с подозрением спросил я.

– Так, а зачем тебе это знать, отрок?

Из благородия стать отроком. Быстро он пластинку сменил.

– Торговля, – улыбнулся я хитрому старосте. – Мы можем поставлять вам лекарства, помогать с лечением больных, скупать не только золото, но и ту же пушнину, поставляя взамен всё то, что производим на месте и что закупаем в Сибирске. Одежда там, туалетная бумага. Ещё раз повторю, без накруток.

– Бусы, благовония, – похихикал Михась.

– А вы, похоже, не такой… Эм, – не мог я подобрать слово, которое его не оскорбит.

– Дремучий? Дерёвня? Чурбан? – Улыбнулся он в ответ. – Лучше выглядеть забитым до невозможности и дерёвней, чем отдавать последние штаны шавкам наместника.

– Так лютуют?

– Управы на них нет. Думают, мы тут законы не знаем, и наглеют сверх меры, а слово поперёк скажешь, так сопровождающие их полицаи так по хребтине надают, что и не рад будешь.

– Не боитесь мне об этом говорить?

– Так вы человек хоть и новый здесь, но уже известный. Плохого за вами замечено не было. Всякого привечаете.

– Значит, торгу быть?

– Отчего бы и не поторговать? – усмехнулся Михась.

Лично я заниматься этим не стал, а перепоручил одному из своих людей, открыл он закрома нашего передвижного магазина, яростно торгуясь с набежавшими незнамо откуда женщинами. По подвалам они, что ли, прятались?

– Смотришь на них, и плакать хочется, – повздыхала Алиса. – Как они только так живут? В этой грязи?

– Ко всему привыкаешь. Вот они и приспособились.

– А заметил, сколько здесь женщин и детей, хотя мужчин всего ничего? – с хитрецой спросила Алиса. – Знаешь, почему так?

– Не знаю, но ты, похоже, очень хочешь рассказать?

– Видела я такое, – покивала она. – Мужчин в город забрали, на работы там, канализацию городским копать или дома строить, да так они там и сгинули, не вернувшись и оставив жен вдовами.

– А это законно? – засомневался я. – Они же не холопы? Свободные крестьяне вроде как.

– Законники почитай, – вздёрнула нос жена. – Всё по «Правде русской».

– Так, а дальше что? Откуда столько детей тогда? Мужчин же нет?

– Женщины остаются одни, а ласки хочется, да и с хозяйством помощь нужна, вот им и помогают…

– Кто? – совсем запутался я. – И как?

– Снохачи, – хихикнула Алиса. – Ну, это когда старший в крестьянской семье, обычно отец сгинувшего на чужбине жениха, спит с…

– Дальше можешь не объяснять, я понял, – прервал я её. – Как-то это всё неправильно, – по-новому посмотрел я на многочисленных детей на улицах, весело хвастались они леденцами на палочке, которые я приказал раздавать бесплатно. Как и некоторые другие вещи первой необходимости.

– Такова жизнь, – пожала она плечиками, – и не нам менять многовековой уклад.

– Теперь я понимаю, почему все стремятся уйти под руку бояр и князей. Те хоть заботятся о своих людях, а не дерут с них три шкуры, как наместники, вынуждая жить в таких условиях.

Прошли мы мимо кривого загона для свиней, с которыми играла девочка лет пяти, очевидно приставленная мамой приглядывать за живностью, копошилась она вместе с ними в земле, называя хрюшек по именам. Пчёлка, Василиса и Пятачок.

– Не всё так просто. Поверь, работать на некоторых бояр куда хуже, чем жить вот так, – вручила она малышке горсть конфет. Поблагодарила нас малышка, убежав прятать свои сокровища.

– Только дурак будет плохо заботиться о служащих ему людях. Они – наше богатство. Чем образованнее, умнее, и счастливее они, тем сильней весь род. Но быть слугой нужно ещё заслужить. Словом и делом, как говорится.

– Ути-пути, мой княжич, – чмокнула она меня в щёчку под хихиканье ребятни, заметившей, что мы делимся конфетами.

– А ну брысь отсюда, – шуганул я их, покраснев.

Глава 32

– Значит, отказался? – переспросил я мутного переговорщика из канцелярии. – Так?

– Да, как я вас и предупреждал, Семён Андреевич. Извиняться он не будет, – передали мне письменный ответ хана.

Прочтя, что там намалёвано, я только поморщился, поняв, чем мне грозят слова между строк, и отбросил послание самого Утямыш-Гирея в сторону.

– Старый пердун, – проворчал я. Хотя этого стоило ожидать. М-да.