Собственно, именно это мне отец в кабинете, в который мы пришли с ним после того, как я спалился перед ним во владении Даром Воды на крыше, и изложил. Спокойно, без ругани, без упрёков в случившемся с братом, даже с гордостью за меня и мои успехи…
Рукой по плечу по-отечески похлопал, сходил к столу своему, из ящика меч в ножнах достал. Красивый такой, прямой одноручный, с крестообразной гардой и рукоятью, украшенными затейливой вязью. Мне вручить его собирался, сказал, что и с Борятинскими вопрос давно решён — Мри теперь окончательно моя…
Мне бы обрадоваться, мне бы возгордиться, мне бы принять, мне бы смутиться… твари такой неблагодарной. Но я… рогом упёрся. Перечить начал. Своё «не хочу» против его «надо» выставлять.
Короче, слово за слово, ху… мечом по столу, да отеческим вразумляющим кулакам по неблагодарной сыновьей морде. Не со злобы, а токмо науки для…
А я возьми да крутанись после удара, практически на одном рефлексе, не думая даже, как на ринге, да с разворота наотмашь свободной рукой, кулаком, костяшками ему в челюсть… И ведь попал. Качественный такой, красивый «бат сон куен» получился, удар кулаком изнутри наружу.
Кого другого, даже той же медвежьей комплекции, что у Петра Андреевича, вырубило бы: челюсть — точка такая, слабая, там шестнадцати килограмм тяжести удара достаточно, чтобы рубануть человека, вне зависимости от комплекции. Хрупкая девушка с бугаём может справиться, если точно в центр нижней челюсти зарядит… в теории. Но, мы ж не о ком-то другом говорим, а о Богатыре Долгоруком.
Хоть удар «чистым» получился, прошёл точно и был выполнен неожиданно, но…
Ошеломлённый, пожалуй, не столько самим ударом, сколько фактом удара, Пётр Андреевич отступил на два шага назад, круглыми глазами глядя на меня… совершенно не раскаивающегося в содеянном, а лишь сильнее набычившегося и поднявшего кулаки к подбородку, готовясь к обороне и нападению. Провёл рукой по своей губе, увидел на ней кровь…
И всё. И увидел я разницу между всего лишь «синим поясом» по кунг-фу и Русским Богатырём, имеющим три сотни лет (минимум, три сотни) реального боевого опыта.
Больше я по нему ни разу не смог попасть. И нельзя сказать, что я не пытался! Просить прощения или пощады я не собирался. Как и быть безответной грушей для битья. Если уж начал драться, то идти до конца надо! И я шёл. Ломился, защищался, бил в ответ… толку то? Отец не то, что на голову, на тысячу голов меня превосходил. На каждый мой замах, пять-восемь его ударов приходилось. Стоял на ногах я ещё секунд шесть, ну, может восемь. Потом был сбит на пол и топтан ногами.
Честно говоря, я думал, он меня убьёт.
И, вообще-то, даже надеялся на это. Может, кстати, именно из-за этого и злил его, перечил резко и дерзко, а не мягко и дипломатично? Обострял и буквально нарывался? Насколько бы проще всё стало, если бы он, с горяча, взял бы, да и убил. Забил, затоптал до смерти!
Я бы тогда проснулся сутки назад, зная всё, что должно будет в этот день произойти, предотвратил бы нападение, все эти смерти. Матвей не попал бы в больницу, Вася Шеметов не погиб бы, остались бы живы те двенадцать гражданских и восемь охранников, у каждого из которых семьи… Всех бы спас!
И перед отцом бы не спалился…
Но… я открыл глаза не в своей комнате в Кремле, а здесь… Понять бы теперь, где именно. Что это за место такое «здесь»?
Я медленно и трудно заставил себя сесть. Всё тело болело жутко. Что ещё раз подтверждало — Князь не убил меня. Сдержался. Если бы убил — ничего бы уже не болело. Был бы я здоровым, бодрым и полным сил… конечно, если принять, как данность, что «петля» со мной снова сработает, и это не было какой-то разовой, уникальной и неповторяющейся флуктуацией Вселенной. Что, кстати, далеко ещё не факт.
Что ж, со скрипом, но сесть мне удалось. Потом, после некоторой паузы на отдых, спустить ноги с койки, оказавшейся довольно высокой. Простынка сменя сползла и осталась лежать на койке, а взгляду моему во всей красе предстали жутковатые синяки и кровоподтёки, оставленные отцовской рукой… и ногой. И второй ногой. И второй рукой. Бил меня Князь долго, со знанием дела и со вкусом. Тем дилетантам из белой комнаты, где меня двадцать суток пытали, сто очков вперёд даст. Они с Петром Андреевичем по части опыта и навыков рядом не валялись, и даже мимо не проходили.
Но не убил. Хм, и даже не покалечил. Говорю же — опыт!
К такому выводу я пришёл, проведя полный осмотр тела и покрутив руками-ногами-головой, проверяя — слушаются ли?
После этого, я потянулся к стеклянному графину с водой, стоявшему на тумбочке рядом с койкой. Взялся за ручку, поднапрягшись, пересиливая боль в отбитых мышцах, поднял его, поднёс к себе и медленно стал лить воду на свободную ладонь. Надо было проверить ещё одно очень важное обстоятельство. Работает ли? Не исчезло ли?
Вода… лилась на ладонь, скапливалась в её серединке. Я… чувствовал её. Дар действовал. Я всё ещё чувствовал Воду! Дар действовал! Не исчез… Что б его…