Княжич Юра III

С Мари таких сложностей не возникло, так как в боевом плане, она никогда особой силой не отличалась. Спеленали, какой-то наркотик ввели и утащили. Возможно, Матвей и был их второй целью, но искать его в обломках разваленного здания было бы слишком сложно, а главное — долго. У напавших не было в запасе столько времени. Так что, ни похищать, ни добивать его не стали. Бросили. Правда, пару раз сверху, по обломкам ещё долбанули, но больше «на всякий случай» или «для очистки совести», «для галочки», чем реально надеясь достать.

Когда помощь от Князя прибыла, тело Матвея вытащили — нашли по пеленгу такого же, как у меня, телефона, что у него в кармане был. Достали, доставили в больницу, оказали всю возможную и невозможную помощь…

Результат: кома. Прогноз неопределённый. Врачи и даже Целители разводят руками: либо очнётся сам, либо будет лежать овощем, пока приборы жизнеобеспечения не отключат.

От таких слов и таких перспектив, глаза мои наливались кровью, а кулаки сжимались в бессильной ярости. Точнее, один кулак — в другом телефон был. Хотелось подняться и рвануть… либо в Москву, в больничную палату брата… для чего? Что я могу сделать такого, чего два Целителя (!) не смогли?…либо бежать выслеживать тех двоих, чтобы лично им отомстить… вот только, бежать куда? Выслеживать как? Что я могу такого, чего не смогли ни служба Мамонта, ни Имперская Охранка?

Вопросы риторические. Отвечать на них не обязательно. Так что, совладав с приступом гнева, я разжал кулак, помассировал переносицу, поблагодарил Бориса Аркадьевича за информацию и закончил разговор.

После него я ещё долго лежал в ванне, закрыв глаза и запрокинув голову, не шевелясь и старательно ни о чем не думая. Возвращал себе пошатнувшееся душевное равновесие.

Второй мой звонок был Алине. О её-то судьбе мне вообще никто ничего не сообщал, как будто и не человек она вовсе, а скот малозначимый… Хотя? Что-то мне подсказывает, что именно так её Одарённые и воспринимают. Не больше и не меньше.

А я вот волнуюсь, ответственность за неё ощущаю. Оставил ведь на заправке, а не родителям с рук на руки сдал. Да ещё и откровения её эти подводные…

В общем, позвонил. Номер-то есть и в памяти телефона, и непосредственно в моей памяти.

Ответила. Не сразу, лишь после шестого гудка, но ответила. Сам факт обнадёживает: стало быть, живая, стало быть, говорить может, способна — уже хорошо.

Поздоровались. Она рассказала, что у неё всё в порядке: помощь на ту заправку приехала быстро. Забрали, отвезли в больницу. Потом родителям передали. Пару дней, правда, пришлось полежать дома, соблюдая «постельный режим» — после нашего незапланированного купания всё ж температура у неё поднялась. Но было бы странно, если бы было иначе — бесслизистой диеты-то она не придерживается и закаливанием никогда ранее не занималась. Вот организм и воспользовался таким стрессовым ударом, чтобы запустить внеочередную чистку организма от всякой накопившейся дряни. Ничего в этом страшного нет — даже полезно.

Через неделю, когда следователи перестали приходить, вернулась в школу…

Я рассказал, что в Петрограде, что в Царско-сельский Лицей меня всё-таки законопатили. Извинился, что раньше не позвонил — объяснил, что доступ к телефону только теперь появился.

Она сказала, что ничего страшного, что всё понимает: о порядках, принятых в Лицее, наслышана. Сказала, что ещё удивительно, как я так быстро сумел до телефона добраться, ведь на первых двух курсах, доступ личным средствам связи только на летних каникулах разрешается, а до них ещё пилить и пилить…

Я успокоил: сообщил, что с «казармой» мои отношения закончены, так как, по итогам прошедшего месяца, меня перевели на третий курс, больше соответствующий моему возрасту, к ровесникам. И телефон мне вернули. Так же, как и ноутбук с доступом к Всесети (это я тоже уже проверил).

Она удивилась, похвалила и поздравила меня. Сообщила, что мои песни, как не удивительно, но всё ещё не выпали из Чартов и продолжают крутиться, что на радио, что на телевидении. Их слушают, их комментируют, ждут новых…

Я… опрометчиво сказал: «Не волнуйся, будут новые, будут. Идей полно…». Понял, однако, что, наверное, зря это сморозил, по последовавшей за моей фразой радости, что пролилась на меня из динамика телефона. Причём, она не выражалась какими-то визгами, криками, признаниями в любви или чем-то ещё таким прочим. Нет, я услышал только короткое, сдержанное: «Хорошо», но поклясться готов, ощущение было, словно меня затапливает лучистым золотым теплым светом её эмоций. Это было… ново и необычно. И, чего уж греха таить, приятно. Настолько приятно, что захотелось не оттягивать момент, а отправить ей какую-нибудь новую песню вот прямо сейчас… о чём и проговорился.

Потом, правда, поспешил посетовать, что нет совершенно никаких условий для записи: ни студии, ни техники, ни группы, ни, самое главное, времени. Что, слова и музыка есть. В голове. Но вот достать их из неё очень проблематично. Хотя, слова, конечно, и даже какую-то часть мелодии, переведённую в ноты, могу записать и прислать на электронку.