По зову князя Юрия Васильевича собрались в покоях великого князя воеводы: из князей Ряполовских – Семен, прозвищем Хрипун; из князей Патрикеевых – тезка государя, Иван Юрьевич, брат ему двоюродный; князь Иван Васильевич Стрига-Оболенский; боярин Беззубцев, Константин Александрович; Федор Васильевич Басёнок, Иван Димитриевич Руно и другие из детей боярских, что в Москве в то время случились.
Первым говорил брат государя, князь Юрий Васильевич.
Поведал он подробно, какие перемены в полках учинены. У каждого полка ныне свой воевода, из самых верных и хитрых в ратном деле людей государева двора. Если же при войске сам государь, то он при сторожевом полку, где только отборные воины. На поле же: передовому полку – разведка и первый удар; прочим трем полкам – обходы врага и самый бой; последний удар по врагу от сторожевого полка. Гнать же бегущих всей коннице.
Говорил князь Юрий и о том, какие и как грады усилить, согласно воле государевой, и огненной стрельбой и заставами, и как по Оке весь путь оградить на Москву с Дикого Поля, как все строить, дабы обходы вражьих полков легче делать или держать их на месте, когда и где надобно.
– Государь, – говорил князь Юрий, – яз с воеводами по твоему указанию все исчислил и все нарядил. Токмо надобно пищали, зелье и ядры на места доставить в довольном числе. Да тобе самому глазами своими все узрить, дабы огрешки где не вышло.
Когда начались подробные разговоры о числе воинов, о времени передвижений больших и малых полков, пеших и конных, дворецкий прервал совещание, введя двух вестников от Касима-царевича.
– Живи сто лет, великий государь! – воскликнули татары, простираясь ниц.
– Встаньте и сказывайте, – молвил Иван Васильевич.
– Царевич Касим повестует, – начал вестник постарше. – «Челом бью тобе, государь, и целую руку твою, живи, мой повелитель, множество лет. Аллах помог Хаджи-Гирею крымскому. Гонит он Ахмата к Сараю. Мыслю, войны сей на год хватит. Селям государю от слуги его…»
Вести эти вызвали общее ликование, и радостный гул молитвенных восклицаний и громких разговоров наполнил покои великого князя.
Иван Васильевич, подозвав дворецкого, приказал угостить вестников, которым сказал:
– Повестуйте царевичу: «Мой селям тобе и всем твоим храбрым воинам, верной страже моей».
Когда вестники вышли, раздались голоса:
– Ныне нам спешить некуда. Отвел Господь татар от нас…
Иван Васильевич поморщился.
– Неразумны речи сии, – сказал он, – ибо береженого и Бог бережет. Ныне же, пока татары грызутся, наипаче спешить надобно.
Странное молчание, наставшее после этих слов, удивило государя, и, обведя всех глазами, он спросил глухо:
– Что смущает вас?
– Государь, – начал неуверенно Хрипун-Ряполовский, – в народе да и в полках паки смущение. Да и попы некии о сем бают…
– О чем? – сурово спросил Иван Васильевич. – Опять басни старцев и стариц о конце мира?
– Истекает седьмая тысяча от сотворения мира, государь. О сем из книг грецких читано попами, – продолжал смелее Семен Хрипун, – а от греков мы ведь и веру Христову приняли.
Все замолчали, подавленные неоспоримостью ссылки на вероучителей, но Иван Васильевич только досадливо усмехнулся.
– Не подобает нам чужеземным разумом жить, – молвил он строго. – Ежели грекам во всем безоглядно верить, то и ересь их папистскую принять мы должны, как еретик Исидор. Церковь же наша, со владыкой Ионой во главе, не токмо ересь сию осудила, но и от патриархов грецких отошла, а Господь сокрушил грецкую державу.
– Истинно так, государь! – радостно воскликнул Курицын. – Разумно ты, государь, суеверие сие рассудил и отверг.
– Ты, Федор Василич, как мы кончим совет наш, – продолжал Иван, – поедешь к владыке. Утре пусть после часов ударят в церквах во все колоколы, и везде пусть попы поют молебны об избавлении от агарян. Владыка же пусть слово скажет во храме о конце мира, как яз о сем сказывал и как святитель наш Иона нас наставлял. Будем мы у него в соборе со всем двором нашим. После же молебной скажи – зову его с причтом на обед к собе: избавление от злой рати праздновать… – Государь помолчал и, обратясь к присутствующим, добавил: – И вам всем челом бью, прошу хлеба и соли у нас утре откушать.
Все встали и низко поклонились великому князю, благодаря за честь и ласку, а воевода Семен Хрипун заявил:
– Прав ты, государь, и разум твой укрепил мне сердце. Ведь и меня духовник мой попутал.
Иван Васильевич весело рассмеялся и воскликнул:
– Так лучше! Господь не забывает нас своей милостью, а мы, носы повеся, грецки сказки сказываем, как старые бабы.
Государь встал, давая знать, что совещание окончено, и все встали пред ним, ожидая, что он еще прикажет.
– Утре мы все пировать будем, – продолжал государь, – а дни через три ты, Юрий, со всем советом своим отъезжай на Оку-реку: в Коломну, Каширу, Серпухов и прочие крепости, дабы все проверить там и нарядить. О сем же подумайте и на Угре-реке и на Москве-реке. Когда же всё нарядите, яз приеду к вам.
Иван Васильевич поклонился всем, отпуская своих советников.