Княжич

Иоанн Васильевич нахмурившись, обвел взглядом роспись на стенах. Не любил царь смелой укоризны! Потому и зашлись нервной дрожью жилки на лице при имени князя Бежецкого. Донесли ему, что вчера, на заседании Думы, когда бояре обсуждали внесенную им на рассмотрение, просьбу английской королевы о предоставлении права единоличной торговли английским купцам в наших Северных гаванях[4], Мишка Бежецкий осмелился говорить дерзко и смело. Хулил королеву и английских купцов. Мол, она только об их интересах печется, а они не стыдятся обманов в делах купеческих, привозят к нам гнилые сукна, каждый год повышают цены. А он, де государь, смотрит на это сквозь пальцы. Жив еще дух своевольства среди бояр! Не его собачье дело обсуждать государя и королевскую особу! Елизавета хоть и «пребывает в своем девическом чину как есть пошлая девица», но венец королевский носит! От Бога данный! Каков князь! Добра не помнит! Забыл Мишка, что это он его из стольника[5], за верность государю в плену, сразу в окольничие возвел! На службу товарищем начальника приказа Большого прихода[6] поставил. Сына его, с несколькими, способными к наукам боярскими недорослями, послал учиться за границу. Виновен неблагодарный за хулу на государя! Казни мучительной достоин!

Взгляд Иоанна Васильевича остановился на изображении Спасителя на потолке, посередине свода. Спасителя окружали аллегорические нагие и полунагие фигуры: Разум — «девица стояща, мало преклонна, пишет в свитке», Безумие — «муж наг, ризы с себя поверг долу», Блужение — «жена малонаклонная, обратившаяся вспять», Правда — «девица стояща, в руке держит весы», далее Воздух, Огонь, Ветры, Год — в образе «мужа младого, нагого, крылатого, мало ризы через плечо перекинуты», Весна, Лето, Осень и, наконец, Смерть. В глаза бросился яркий алый цвет, выскакивающий из общей низкой тональности желто-коричневых охр и начинающих темнеть теневых мест. Искаженное гримасой смерти и залитое кровью лицо младшего сына мелькнуло в памяти. «Смерть и кровь! — усилием воли избавившись от страшного видения, подумал он. — Опять кровь! Ею уже никого не удивишь!». Самодержец успокоился: — «Волен, государь своих холопов казнить, волен, и миловать! Пусть поживет. Но проучить наглого окольничего следует!».

Своим решением царь остался доволен. Он и сам был противником просьбы Елизаветы. Страна не должна терпеть убытки. Нет больше балтийской гавани, Нарвы, захваченной шведами. Купцы Немецкие, Нидерландские, Французские торгуют с Россией уже единственно в северных пристанях, откуда их нельзя выгнать в угоду английской королеве. Чтобы не портить личных отношений с королевой, Иоанн Васильевич, передал ее просьбу на рассмотрение Думой, которая дипломатично «приговорила» только для англичан пристани Корельскую, Варгузскую, Мезенскую, Печенгскую и Шумскую, оставив Пудожерскую и Кольскую для купцов других стран. Знал царь и о худых делах английских купцов, об их тайных сношениях с его неприятелями, с королями Шведским и Датским. Но на время предал их забвению. Только ради одного — успеха тайных переговоров с королевой о заключении династического брака.

Все началось два года назад. По просьбе Иоанна Васильевича, Елизавета прислала ему своего придворного врача Роберта Якоба, с лекарями и аптекарями. Для лечения царя и членов царской семьи была учреждена первая в России Государева аптека. Искусный в медицине и знающий толк в придворном этикете доктор, очень скоро добился расположения не только членов царской семьи, но и самого государя. Иоанн Васильевич часто вел с ним беседы на откровенные темы.

Однажды, перебирая прелести английских и русских девиц, как бы случайно Иоанн спросил его, есть ли в Англии невесты, вдовы или девицы, достойные руки венценосца. «Знаю одну, — ответил польщенный доверием Роберт, — Марию Гастингс, младшую из пяти дочерей графа Хоптингдона, дальнюю родственницу по матери королевы Елизаветы». Медик угадал намерение Иоанна и так распалил его воображение описанием необыкновенных достоинств невесты, что царь немедленно отправил в Лондон дворянина Федора Писемского. Ему он поручил, кроме проведения переговоров об установлении тесного государственного союза между Англией и Россией, быть наедине у королевы и «за тайну открыть ей мысль государеву в рассуждении женитьбы, если Мария имеет качества нужные для царской невесты, для чего требовать свидания с ней и живописного образа ее». На тот случай, если королева заметит, что у государя уже есть супруга, велено ответствовать: «правда, но она не царевна, не княгиня владетельная, не угодна ему и будет оставлена для племянницы королевиной».