Княжий посол

За пару недель караван добрался до хорошо знакомых Даниле мест. Обрывистый правый берег и пологий левый берег реки, а между ними скалы… нет, не каменные, которые обходили прошлой осенью купеческие караваны, а ледяные. «Лебедушка» достигла порогов, на которых выросли громадные, в два и больше человеческих роста, ледяные торосы. К счастью, сейчас их можно было спокойно обойти по ровному льду. А торосы несокрушимо вздымались вверх, их то заметало, то очищало от снега, а где-то в глубине под ними буйствовала днепровская вода между порогов.

Данила смотрел на эти ледяные скалы и поражался, сколько же чудес у них на в общем-то спокойной равнине Руси можно встретить. Один за другим «Лебедушка» обходила нагромождения льда. В этих местах приходилось быть осторожнее, рядом могли затесаться слишком жадные или умные степняки. Так что ночью дозоры выставляли по-боевому и весь путь на лыжах проделывали в броне.

Далеко позади осталось место, где копченые прошлой осенью, под командованием урожденного варяга, воеводы киевского Варяжко, атаковали купеческий караван. И ведь были близки к победе! Данила даже места этого не заметил, закрутился и пропустил, не получилось предаться воспоминаниям и состроить из себя ветерана. Но тот набег многое изменил, вся ватага узнала, что Клек и Шибрида близкие родичи Варяжко и что у них имелось немало долгов к князю Киевскому, как и у него к ним. Зато теперь они рискуют жизнью и проливают кровь за Владимира.

Даниле вдруг пришла в голову интересная мысль, что лучший правитель не тот, кто убивает своих врагов, а тот, кто заставляет врагов служить себе. Молодцов по-честному не думал, как угодить Владимиру, он думал, как быть достойным побратимом для братьев-варягов, потому что обережная ватага – это тоже семья, маленький род, и если Владимир вздумает взыскать что-либо с Шибриды и Клека, что ж, ему придется взыскать и с каждого обережника.

Дорога ватаги пролегала все-таки не просто вверх по течению. Особенно это было заметно, когда обходили пороги, там все-таки перепад высот был особенно заметен. Тогда и всему экипажу приходилось впрягаться и тащить ладью навроде бурлаков.

Путешествие неуклонно превращалось в тяжелую рутину, но странствие на то и странствие, что способно удивить в любой момент.

Сначала Данила услышал шум, который показался ему знакомым.

«Да ну нет, не может быть», – подумал он.

Путешественники меж тем уверенно приближались к источнику шума, и еще до полудня, выехав из-за поворота, они увидели ледяную стену с выщербленными краями, из-за которой уже доносился не шум, а настоящий рев.

– Ну что, съездим вперед? – предложил Клек.

– А батька отпустит?

– Так мы же на разведку.

«Отпросившись» у командира, Клек, Данила и Будим рванули первыми на лыжах к ледяной стене. При приближении рев становился уже нестерпимым. Первым достиг снежных торосов Клек, скинул лыжи и принялся карабкаться по глыбам льда, как по винтовой лестнице. Поднявшись, он бросил своим менее ловким напарникам веревку, Данила в этой связке был самым худшим «ледолазом», поэтому шел в середине.

И все-таки довольно быстро Данила достиг самой высокой глыбы льда, подтянулся и глянул вниз. Это был он, самый страшный, опасный и буйный порог: Ненасыть. Вода в нем не замерзала никогда, на единственном из всех порогов. Большой перепад высот, камни и пороги создавали бурлящий поток, который не могли сковать самые сильные морозы. По левому берегу, конечно, пролегала кромка, по ней «Лебедушка» и собиралась обходить этот порог, но она была почти не видна обережникам, поскольку ее почти полностью скрывала бело-голубая стена.

А впереди кипела вода, именно кипела, потому что от нее шел пар. В брызгах воды угадывались очертания камней с ледяной кромкой, отчего они походили на здоровенные белые клыки, почти беспрерывно с правого берега тянулась каменная гряда, тоже обросшая льдом, что только усиливало ассоциацию с огромными зубами.

Здесь зримо чувствовалась мощь самого Днепра, бурлящая, неодолимая, казалось, в любой момент этот поток может перехлестнуть многометровые торосы и захлестнуть наглых людишек, просто у стихии другие заботы. Данила пригляделся, и ему порог Ненасыть напомнил пасть огромного чудовища, развалившегося, раскрывшего огромную пасть (заметный перепад высоты только усиливал это впечатление) и рычащего от неудовольствия и скуки: где все эти кораблики, пусть попробуют проскочить мимо клыков.

Данила улыбнулся аналогии, вот так и рождаются мифы с легендами, впрочем, в каждом вымысле есть доля правды, а купцы исправно каждую весну отправляют Ненасыти «подношения»: лодки, наполненные добром.

– Эй, брат, – хлопнул по спине Клек, видя восхищение Данилы, – это ты наших фьордов не видел, да еще в шторм, когда волны больше этих вот ледышек накатывают на скалы.

– Надеюсь, еще увижу, – поддавшись порыву, сказал Молодцов.

– Я тоже, – вдруг погрустнел варяг, – с семи лет этого жду.

– Братья, пойдем лучше, вон наши уже вдоль берега идут, – попытался развеять грустную атмосферу Будим.