Княжна Джаваха

Я так углубилась в мои мысли, что не заметила, как внезапно стихло пчелиное жужжанье учивших уроки девочек, и только опомнилась при виде начальницы, стоявшей в трёх шагах от меня с какой-то незнакомой скромно одетой дамой и маленькою потешной чернокудрой девочкой, похожей на цыганёнка. Меня поразил вид этой девочки, с громадными, быстрыми, наивными и доверчивыми чёрными глазками.

Я не слышала, что говорила maman, потому что всё ещё находилась в сладком состоянии мечтательной дремоты. Но вот, как шелест, пронёсся говор девочек, и новость коснулась моего слуха:

– Новенькая, новенькая!

Maman поцеловала девочку, как поцеловала меня два месяца тому назад при моём поступлении в институт, так же перекрестила её и вышла в сопровождении чужой дамы из класса.

Новенькая осталась…

Пугливыми, робкими глазками окидывала она окружавшую её толпу девочек, пристававших к ней с одними и теми же праздными вопросами, с какими приставали ещё так недавно ко мне.

Новенькая отвечала застенчиво, стесняясь и конфузясь всей этой незнакомой толпы веселых и крикливых девочек. Я уже хотела идти ей на выручку, как m-lle Арно неожиданно окликнула меня, приказав взять девочку на моё попечение.

Я обрадовалась, сама не зная чему. Оказать услугу этой маленькой и забавной фигурке с торчащими во все стороны волосами, иссиня-чёрными и вьющимися, как у барашка, мне показалось почему-то очень приятным.

Её звали Люда Влассовская. Она смотрела на меня и на окруживших нас девочек не то с удивлением, не то с тоскою… От этого взгляда, затуманенного слезами, мне становилось бесконечно жаль её.

«Бедная маленькая девочка! – невольно думалось мне. – Прилетела ты, как птичка, из далёких стран, наверное далёких, потому что здесь, на севере, нет ни таких иссиня-чёрных волос, ни таких чёрных вишенок-глаз. Прилетела ты, бедная птичка, и сразу попала в холод и слякоть… А тут ещё любопытные, безжалостные девочки забрасывают тебя вопросами, от которых тебе, может быть, делается ещё холоднее и печальнее на душе… О! я понимаю тебя, отлично понимаю, дорогая; ведь и я пережила многое из того, что испытываешь ты теперь. Но, быть может, у тебя нет такой сильной воли, как у меня, может быть, ты не в состоянии будешь пережить всех тех невзгод, которые перенесла я в этих стенах…»

И, грубо оборвав начинавшую уже поддразнивать и трунить над новенькой Бельскую, я постаралась приласкать бедняжку, как умела.

Она взглянула на меня благодарными, полными слёз глазами, и этот взгляд решил всё… Мне показалось вдруг, что ожил Юлико с его горячей преданностью, что Барбале послала мне привет из далекого Гори, что с высокого синего неба глянули на меня любящие и нежные очи моей деды… Маленькая девочка с вишнёвыми глазками победила моё сердце. Я смутно почувствовала, что это друг настоящий, верный, что смеющаяся и мечтательная Ирочка – только фея и останется феей моих мыслей, а эту смешную, милую девочку я точно давно уже люблю и знаю, буду любить долго, постоянно, всю жизнь, как любила бы сестру, если б она была у меня.

Счастье мне улыбнулось. Я нашла то, что смутно ждала душою во всю мою коротенькую детскую жизнь… Ждала и дождалась. У меня теперь был друг, верный, милый.

Глава VII. Принцесса Горийская показывает характер. Чудеса храбрости

Гнилая петербургская осень по-прежнему висела над столицей, по-прежнему серело небо без малейшей солнечной улыбки, по-прежнему кончались одни уроки и начинались другие, по-прежнему фея Ирэн, всегда спокойная, ровная, улыбалась мне при встречах, а между тем точно новая песенка звенела в воздухе, весёлая весенняя песенка, и песенка эта начиналась и кончалась одною и той же фразой:

«С тобою Люда! Твой друг Люда! Твоя галочка-Люда!»

Я назвала её галочкой потому, что она, по-моему, на неё походила: такая смешная, чёрненькая, маленькая, с такими круглыми птичьими глазками.

Её все полюбили, потому что нельзя было её не любить, – такая она была славная, милая. Но я её любила больше всех. И она мне платила тем же. Одним словом, мы стали друзьями на всю жизнь.

Когда ей было тяжело, я уже видела это по её говорящим глазкам, в которых читала, как в открытой книге.

Она привязалась ко мне трогательной детской привязанностью, не отходила от меня ни на шаг, думала моими мыслями, глядела на всё моими глазами.

– Как скажет Нина… как пожелает Нина… – только и слышали от неё.

И никто над нею не смеялся, потому что никому и в голову не приходило смутить покой этого кроткого, чудного ребёнка.

И потом, её охраняла я, а меня уважали и чуточку побаивались в классе.

Одна только Крошка временами задевала Люду.

– Влассовская, где же твой командир? – кричала она, завидев одиноко идущую откуда-нибудь девочку.

Я узнавала стороной проделки Марковой, но прекратить их была бессильна. Только наша глухая вражда увеличивалась с каждым днём всё больше и больше.