Княжна Голицына – принцесса моды

Нина и Борис, мои отец и мать, обвенчались, и по православному обряду священник, державший корону над их головами, произнес: «Господи, Боже наш, славою и честью венчай их!» После свадьбы родители уехали жить в Саратов, в большое имение Голицыных.

…Моя мама лично видела Распутина. Однажды он пришел в госпиталь, где мама помогала лечить раненых. Она была очень привлекательной, и «старец» был настолько поражен ее красотой, что остановился и обменялся с ней несколькими фразами. Мама потом рассказывала мне, что ее привел в замешательство и почти парализовал незабываемый взгляд этого человека.

В декабре 1916 года три знатных заговорщика – великий князь Дмитрий Павлович, князь Феликс Юсупов и депутат от правых Пуришкевич – убивают Распутина. Я имела возможность познакомиться с Феликсом Юсуповым в Риме – его мать Зинаида дружила с моей мамой. Это был очень красивый мужчина, он приходил к нам домой, любил петь, и у него был замечательный голос. Я была тогда маленькой и, чтобы увидеть его, подсматривала в замочную скважину гостиной.

…Москва и большая часть страны оказались под властью большевиков, началась эпоха красного террора, эпоха военного коммунизма. Мой отец должен был покинуть Саратов, чтобы присоединиться к своему полку, стоящему в Тифлисе, в Грузии. Вскоре и мама решила последовать за ним. В Тифлис она приехала, переодевшись крестьянкой и смешавшись с толпой беженцев, которые всеми правдами и неправдами пытались пробраться на юг, набивались в поезда, страдали от голода, неурядиц, неизвестности. В эти дни представители буржуазии, а также рабочие-меньшевики, офицеры, дворяне и служащие расстреливались тысячами. Разъяренные крестьяне поджигали поместья помещиков.

Когда, наконец, после многочисленных мытарств, приехала в Тифлис моя мать Нина и спросила о муже, оказалось, что их полк уже отозван куда-то для участия в боях. Нина чувствовала себя потерянной: ее мать была далеко, у нее самой здесь не было друзей, к тому же она обнаружила, что забеременела. Получается, что мое зачатие пришлось чуть ли не на дни Октябрьской революции.

Гражданская война продолжалась. Вокруг генералов Корнилова, Каледина, Деникина собрались остатки русской армии, которые не признавали ни Советов, ни Брестского мира. Борьба между Белой и Красной армиями – одинаково голодными, дезорганизованными, оборванными – велась с неслыханным ожесточением всюду: в городах и лесах, окопах, в снегах и в песках.

Мой отец Борис присоединился к Белой армии генерала Врангеля, которая насчитывала 270 тысяч человек и располагала неплохим флотом. Вестей от мужа Нина больше не получала. Запасы продовольствия в доме оскудевали, а существо, которое она носила в себе, создавало дополнительные трудности. Мою мать приютил у себя полковой товарищ отца Петр Ден[30], который незадолго до этого возвратился на побывку с фронта. Впоследствии он перебрался в Рим, где всю жизнь проработал библиотекарем в Американской академии. Поистине это был чудесный человек.

При родах маме помогала Кетевани, жена Петра[31], и Дуня, няня в их семье. И прежде чем возвратиться на фронт, Петр Ден стал мне крестным отцом.

Почти два года я прожила в Тбилиси и каким-то образом уловила любознательный, шутливый и живой характер их обитателей, в котором смешались как азиатские, так и европейские влияния. В те дни было голодно. Знаменитый базар, сердце города, где до войны люди охотно встречались и проводили частенько целые дни, почти полностью опустел, как пришли в запустенье и небольшие полуподвальные таверны, в которых раньше подавали жареную баранину, рис и грузинское вино. Чем ниже падал курс рубля, тем сильнее становился голод, а условия жизни все труднее и труднее.

Мама была вынуждена кормить меня грудью до полутора лет и в то же время работать сестрой милосердия в госпитале. Она попросила местные власти вернуть ей конфискованные драгоценности, чтобы продать их, но ей ответили, что драгоценности более не принадлежат своим хозяевам, а являются государственной собственностью. Однако все-таки кое-что из ценностей она сумела сохранить, зашив их в одежду. Наконец Кетевани Ден, жена моего крестного отца, не выдержала и нашла-таки способ выехать из России. Она, конечно, хотела, чтобы и Нина выехала вместе с ней, но неожиданно натолкнулась на твердый отказ. Мама все еще надеялась на возвращение мужа и не хотела покидать Тбилиси, где Борис смог бы отыскать ее. Она продолжала упорствовать, хотя люди вокруг нас начали уезжать. Кто мог, покидал Грузию на транспортных судах, другие выезжали на чем придется. Супруги Ден оставили свой дом, а няня Дуня решила остаться, чтобы ухаживать за мной.