Изо дня в день положение становилось все хуже, и это поколебало твердость Нины. Итальянский консул Францони[32], ее друг, заявил, что оставаться далее – настоящее сумасшествие, не раз повторяя: «Ты не можешь оставаться здесь с такой маленькой девочкой. А твоего мужа наверняка уже нет в живых». К счастью, это было неправдой, мой отец был жив, он попал в польский концлагерь, но, конечно, он ничего не знал ни о жене, ни о том, что у него родилась дочь.
Американский консул тоже убеждал Нину уехать, он предложил ей американскую визу, а мама спрашивала: «Почему в США? Это все равно, что отправиться на Луну. Лучше уж Италия». Францони советовал: «Готовится сняться с якоря последний корабль компании “Ллойд Триестино”. Ты должна уехать немедленно».
Шла весна 1919 года. Наконец решившись, Нина отправилась в путь со мной и моей няней Дуней. Няня была женщиной с удивительной философией жизни, наделенная редкой мудростью и человечностью и выглядела очень любопытно – маленькая, толстенькая, такая живая.
На пароходе мы прибыли в Стамбул, где положение осложнилось, поскольку граф Карло Сфорца[33] запретил выдавать визы в Италию, стремясь не допустить приезда в страну русских эмигрантов. И мы, три беженки, оказались таким образом между Россией и Италией и могли рассчитывать только на те немногие драгоценности, которые сохранила мама. В Турции тогда царил хаос. Женщины даже из высших кругов были вынуждены заниматься проституцией, чтобы выжить. Впоследствии мама призналась: «Если бы я не смогла уехать, я бросилась бы в Босфор вместе с тобой». До сих пор я слышу эти ее слова, и мне становится не по себе.
Молодая и красивая, Нина обращала на себя внимание, к ней приставали, кроме того, она просто не знала, что ей делать. Наконец, она встретила молодого человека из военной миссии Италии, с которым была знакома еще в России, и тот с удивлением спросил: «А вы что тут, собственно, делаете?» Нина все ему рассказала, даже о решении покончить с собой, если не удастся выехать в Италию. Видя отчаяние моей мамы, молодой Алессандро Бодреро, впоследствии генерал[34], сделал ей такое предложение: «Каждый день я отношу горы бумаг моему командующему. Напишите прошение о въезде в Италию, и я положу его среди других документов. Он никогда их внимательно не просматривает, и я надеюсь, что он подпишет разрешение». Нина согласилась, это была последняя надежда. В тот вечер она не ложилась спать, часами ходила по маленькому номеру гостиницы, пока наконец не вбежал наш сияющий офицер: «Он подписал! Мы это сделали!»
Так мама, Дуня и я поехали в Италию. В Рим мы прибыли в мае 1919 года, мне исполнилось десять месяцев. Мы тут же отправились во Фраскати, где остановились в Гранд-отеле вместе с маминой подругой, графиней Ольгой Ферзей[35], которая жила здесь со всей семьей. Недавно, когда мы встретились, она в свои 93 года вспоминала эти дни и, глядя на меня, вздыхала: «Подумать только, я держала ее на руках!»[36]. Есть фотография, где я сижу на качелях в садике при отеле: в белом платьице, чепчике, с серьезным и застенчивым взглядом, словно упрашивая оставить меня хоть на время в покое.
Позже мы переселились в Рим, на виллу Сфорца, где встретили Петра Дена, моего крестного, и его жену Кетевани.
До чего же любопытно складываются судьбы! Много позже, когда я вышла замуж, выяснилось, что мой муж в первом браке был женат как раз на синьорине из семьи Сфорца-Чезарини. Как если бы случай или судьба предложили мне через многие годы те же ситуации и те же места, как если бы состоялось спустя полвека обещанное некогда свидание.
Вилла Сфорца тогда находилась в бедственном состоянии. Ее владелец, герцог Торлония, был холостяком и мало о ней заботился. Но в ту пору я была слишком мала для того, чтобы все это заметить. Здание занимали многие мамины друзья, русские граждане, бежавшие из своей страны, и всегда находился кто-нибудь, кто катал меня на коляске, качал на качелях, играл со мной.
Как только мы прибыли в Италию, Нина возобновила поиски мужа. Она сходила в посольство, навела справки о русских беженцах, но ей ничего не удалось узнать. Итак, оставалось лишь надеяться и ждать, что в один прекрасный день мы сможем вернуться на родину и мама сможет обнять своего Бориса.