Руди Креспи особенно убеждал меня, он был в восторге от идеи! Отец его был убит в Сан-Паулу, а мать вновь вышла замуж. По достижении 21 года он должен был унаследовать огромные деньги вместе со своим братом. Сам он любил организовывать чудесные праздники. В тот вечер он сказал, что готов поспорить, сделав ставку на мой талант, и хотел, чтобы перед тем, как разойтись, мы подписали бы соглашение. На это предложение я немедленно отреагировала, заявив об отказе: «Вы, что, с ума сошли? Предприятие? Вы хотите, чтобы я работала за чужие деньги? И не подумаю!» Но искушение было слишком сильным, и в конце концов я дала себя убедить. Я обещала найти помещение и быстро отправиться в Париж, а об остальном должны были подумать они: мне совсем не хотелось заниматься управлением, да и с деньгами я не знала что делать. Так, почти в шутку, началась моя авантюра.
Наконец я приехала в Париж, и передо мной распахнулся целый мир. Я увидела коллекции Кристиана Диора, Баленсиаги и Ланвен, я влюбилась в творчество Жака Фата. Я пришла в неистовство и поняла, что в Италии мы не имеем ни малейшего представления о том, что такое мода. У нас даже не было людей, которые в случае необходимости могли бы украсить одежду вышивками. А ткани! У нас была скучная мода. К тому времени относится моя дружба с американской журналисткой Беттиной Баллард[72]
, которая писала для журнала «Вог»; позже она писала рецензии и на мои костюмы.В Париже я остановилась в отеле «Ланкастер», который я обожала и где продолжала останавливаться многие годы.
И вот, после 20 лет разлуки я вновь увидела отца. Мама всегда повторяла мне: «Если поедешь в Париж, ты должна увидеться с отцом». Я была не согласна, отвечала, что у меня нет желания искать его, он меня бросил и не давал о себе знать. Только Ольга, сестра Бориса[73]
, которая спаслась от русской революции, но потеряла мужа и детей, поддерживала со мной и Ниной контакты, посылая нам иногда письма. Она жила в Ницце со вторым мужем Жюлем Яковлевичем Азаревичем[74]. Мама настаивала: «Не тебе судить об этом, ты не имеешь права осуждать его. В конце концов ты смогла нормально жить, как и другие девушки». Она убедила меня: желание встретить отца было сильнее любой обиды.Поэтому я отправилась в Париж, полная решимости повидаться с ним. Я не была уверена, что смогу узнать его после стольких лет. Я назначила наше свидание в отеле «Ланкастер» и, спустившись к портье, сказала: «Должен приехать князь Голицын. Если я случайно не узнаю его, вы мне его покажете». А потом увидела, как в холл вошел мужчина, я лишь взглянула на него, и уже через мгновение мы оказались в объятиях друг друга. Было воскресенье. Борис сводил меня в чудесную православную церковь на улице Рю, где я услышала прекрасный хор. У него было много друзей, и он представлял меня им с такой гордостью! Некоторые работали водителями такси: это былаединственная профессия, которую они могли найти после бегства из России. Потом мы пошли в небольшой бар, где обычно собирались русские после службы, чтобы выпить водки и поговорить, потом мы обедали в русском ресторане. Между мной и отцом что-то произошло, установилась связь, которая не нуждалась в словах, глубокое нежное чувство. Меня особенно трогала гордость, с которой он представлял меня. Мы провели вместе целый день, выпивая и шутя, и с того времени между нами началось сближение. Он, однако, не познакомил меня со своей женой, а я его об этом и не просила.
Впоследствии, когда я вышла замуж за Сильвио Медичи и регулярно приезжала в Париж, я всегда заезжала в Ниццу, чтобы повидать отца. Мы вместе обедали. С моим мужем они быстро нашли общий язык и нравились друг другу. Когда мой отец захотел поехать в Венесуэлу, где он надеялся найти работу вместе с женой, Сильвио дал ему денег на дорогу. Тем самым на некоторое время общение прервалось, но после его возвращения во Францию мы вновь стали встречаться.