Княжна Мстиславская

— Эгей! — крикнул Курбский. — Киньстаньтин Киньстаньтиныч! Добро пожаловать!

Он оттолкнул Кравеца и пошёл навстречу другу. Тот заулыбался. Князья обнялись и расцеловались.

— Здравствуй, принц! — Острожский взял Курбского под руку. Он назвал того принцем, так как полагал Курбского царского роду. — Я к королю еду, думаю, тебя дождусь в Ковеле, на Вознесение всё равно приедешь сюда.

При упоминании праздника князья перекрестились, оглянувшись на церковь воскресения Христа.

— Пойдём к старосте, — сказал Курбский. — Я только приехал, отдохнём с дороги, да и поговорим.

Наказав своим свитам ехать в городской дворец князя Андрея, друзья зашли в ратушу. Староста уже поджидал их. На стол выставили холодную варёную телятину да жбан с мёдом.

— Потом поговорим, — махнул старосте Курбский и сняв шапку, уселся на скамью. Подтянув к себе жбан, начал разливать мёд по чаркам.

— Зачем король зовёт? — спросил он.

— Война будет с Москвой, — ответил Острожский. — Что-то не поделили король с царём. Вроде и мир в том году подписали, всё равно неладно. Только шляхта воевать не хочет, устали от сражений.

— А с турками что? — Курбский отпил из чарки. — Не безобразят?

— Нет, — мотнул головой Острожский. — Они с нами тихо себя ведут. Вот с цесарцами режутся. И ещё я слыхал..

Он наклонился к Курбскому и зашептал то, что ему сообщали верные люди из Стамбула. Якобы султан шлёт немалые деньги королеве английской, чтобы та помогала протестантам во Франции и Германии. А те за это Испании покоя не дают. Пока король испанский с еретиками воюют, то помогать ни Священной Римской империи, ни Венеции не может. Те с турками одни сражаются.

— Папа римский хочет, чтобы и мы покоя османам не давали, да нам это ни к чему, — сказал Острожский, двигая к себе полную чарку. Та зацепилась за трещину на неровном столе, плеснулся мёд.

— Да чтоб тебя! — мотнул головой князь Константин. — Иезуиты-то власти всё больше забирают в Речи Посполитой, и норовят нас на турок натравить. Только ничего не выходит у них.

Он отпил из чарки и поморщился, кисловат медок, у него получше будет.

— Говорят, в Москву иезуиты зачастили, хотят царя на войну сподвигнуть, — Острожский потянулся, оторвал кусок телятины и начал жевать: — Как бы Иван унию какую с римским престолом не подписал.

Курбский хмыкнул. Иван Грозный православной веры крепко держался, и чтобы они с иезуитами сошёлся, он и представить себе не мог.

Выпив по паре чарок, князья заговорили о других делах. Курбский сказал, что в Ковель купец приехал из Москвы, зерно покупать. По дороге он со своими казаками подрался с урядной стражей Вишневецкого. Острожский вздохнул, опять скандал будет.

— Ладно, потом об этом, смотри, что мне из Стамбула привезли, — он поднялся, подошёл к окну, растворил его и крикнул, высунувшись: — А ну саблю мне турецкую принесите!

Через пару минут Острожский показывал Курбскому кривую с широким концом саблю, рукоять покрыта бархатом, украшена изумрудами и рубинами.

— Гляди, Андрей, — князь Константин ударил плашмя поперёк скамьи. Сабля прогнулась и загудела.

— Хороша, — Курбский воин бывалый, сразу оценил оружие. — Купил?

— Нет, — рассмеялся его друг. — Подарили, это такой подход у них. Дескать, оружие дарим своим союзникам. А ещё, вот смотри.

Он немного задрал бархат на рукояти, показался белый остов. Взяв саблю в руку, Курбский поскрёб ногтем.

— Костяная рукоять, — сказал он. — Зубр наверное или рыбий зуб.

— Нет, — Острожский аккуратно приладил бархат обратно. — Это из костей Ивона Лютого.

Курбский вытаращил глаза.

— Это того, что лет десять назад казнили? — спросил он. — С ним ещё гетман Свирговский был, погиб с казаками своими.

Острожский убрал саблю в ножны и кивнул.

— Турки из его костей рукоятей понаделали, чтобы храбрость Ивона сохранилась в оружии.

Князья выпили ещё по чарке, помолчали.

— Поехали, — встал Курбский. — У меня во дворце ещё поговорим. Надо же, из человечьих костей сделали.

Он покачал головой, глядя на саблю. Острожский взял её и подмигнул.

— Сейчас мне никто не страшен, — захохотал он. — Стану лютым, как Ивон!

Курбский ухмыльнулся. Взяв друг друга под руки, они пошли на площадь, где их ждали кареты.

Над площадью у костёла Святых Иоаннов стояла пыль. Ветер с реки крутил её и бросал в окна. Пётр Скарга поморщился, отряхнул шёлковые манжеты камзола и обернулся.

— Надо полагать, что к зиме крыша костёла будет готова? — спросил он подрядчика. Тот держал в руках пухлую кипу бумаг. Это были счета: на камень, на известь, на доски, оплата возчиков и мастеровых. Скарга поморщился — хотя работы по восстановлению костёла шли без остановок, но первоначальный бюджет был уже превышен почти в два раза. Пришлось пока отказаться от всех украшений, сперва надо застелить крышу, чтобы храм не топило в дожди и уж тем более не завалило снегом.