Княжна (СИ)

Он молчал, но Анна отчего-то не чувствовала волнения, какое душило ещё летом, настигало волнами после каждого, как думала, лишнего взгляда, касания и жеста. Девушка только прижалась крепче, прикрыла глаза.

Плечи Пчёлы под её ладонями размялись круговым движением, когда он сказал:

— Вообще-то, сегодня не у меня день рождение. Не мне подарки и признания должны делать.

Она усмехнулась, всё так же привычно и безобидно, когда провела явно просматриваемую параллель. Подняла голову, когда Витя вдруг взял её за локоть и развернул к себе спиной, вжимая Анну в грудь себе.

Второй ладонью он скользнул в карман брюк. Снова в горле стало сухо, словно прямо в глотку сыпанули песка.

— К слову, о подарках, — протянул Пчёла, руку положил параллельно талии Князевой. Она вдруг хохотнула опять, как не смеялась минуты назад, и запрокинула голову чуть назад, надеясь на Витю посмотреть с лисьим лукавством:

— А я думала, ты не вспомнишь!..

Пчёла дёрнул щекой, решив промолчать о том, что ещё со вчерашнего дня думал о коробке, какую мог сжать в кулаке, о спектакле, который планировал разыграть прямо сейчас, и на выдохе достал «обёртку» своего презента.

Вытянул коробочку перед лицом Анны.

Она прекратила смеяться.

Витя под пальцами, под дорогой скользящей тканью почувствовал выступившие на животе Князевой мурашки. Он лица её не видел, но догадывался, что у Ани сузились до невозможности зрачки, и дыхания их стали синхронными — одинаково глубокими, рваными.

Усмешка кривая, волнующая в первую очередь самого Пчёлкина, скосила губы, когда девушка развернула голову за свою спину и на Витю посмотрела, взором одним спрашивая, в своём ли он уме.

Ведь в таких коробочках преподносят дорогую ювелирию. Причем не обычную, а такую, которую надевают на палец. Безымянный.

Мужчина дёрнул подбородком на красную коробку, немо попросил — или приказал — открыть. Анна выдохнула так тяжело, словно её лёгкие сковали цепями, и обернулась обратно к Москве, видимой с гор, и подарку. Витя видел, как дрогнула рука девушки, когда она взяла, всё-таки, коробочку в руки.

Картинка перед глазами на какой-то миг сделалась красной от крови, с силой давшей по вискам.

Князевой было бы проще считать вторую половину дня одним большим розыгрышем: начиная от «сюрприза» Валеры Филатова и заканчивая коробочкой, лежащей у неё на ладони. Она не верила.

Ну, глупости какие-то, невозможно! Пчёлкин не дурак, чтобы… это делать. Ведь чуть больше трёх месяцев друг друга знали.

Аня незаметно подбросила коробку. Лёгкая.

Она поджала губы, борясь с щекоткой, царапающей горло, и на выдохе раскрыла коробку.

Пусто.

На миг Князевой показалось, что это — не больше, чем оптическая иллюзия, играющая с ней злую шутку. Что переживания, эмоции накрыли сильно. Только вот прошли секунды, и пустота не развеялась. Коробочка была всё так же без чего-либо.

— Пусто, — подсказал Пчёла, и девушка хмыкнула, поддакивая. Да, пусто.

Бригадир перевёл дыхание, понимая, что это было только началом, и запустил руку в карман брюк. Захватил оттуда связку ключей, положил её в раскрытую коробочку перед Аней, тогда уже сказал:

— Потому что это не поместилось сюда.

Связки дрожали от слов, а вместе с ними дрожали и нервы. Они Вите напоминали ставшие худыми провода электропередачи, от старости своей сыпавшие искрами направо и налево.

Чуть натяни — того и гляди порвутся, чуть усиль ток — лопнут. К чертям собачим.

Кусочки паззла собрались у Анны в голове.

Она знала эти ключи. Потому, что сама не раз ими пользовалась, открывая дверь Витиной квартиры на Остоженке, пока сам Пчёла с полными руками продуктов топтался на лестничной клетке. Потому, что сама иногда закрывала, точно наощупь, дом Вити, когда мужчина к стене её прижимал, губами мажа, скользя по щекам, губам, ключицам.

— Это ключи от моей квартиры, — сказал, перебарывая сухость в горле, Витя. Быстро поправился, вдруг став свободной рукой сжимать-разжимать перила смотровой площадки: — От нашей квартиры.

И мотнул головой, снова уточняя:

— От нашей квартиры, если ты того захочешь.

Пчёла перевёл дыхание, ожидая от молчавшей Анны хоть какой-то реакции. Но девушка как зачарованная смотрела на брелок, висящий на цепочке из мелких звеньев, в окружении четырёх ключей — первые два от двери, третий от почтового ящика у лифта, четвертый… ещё от чего-то.

Князева чуть наклонила голову. Сердце билось в горле, словно хотело изо рта выпрыгнуть и покатиться куда-то прочь.

Витя не знал, что на её молчание говорить. Объяснять своё решение? Просить съехаться? Говорить, какой ключ какой замок отпирает, подразумевая под тем, что другого ответа, кроме согласия, не примет?

Дёрнул щекой; всё глупо.

Вечерняя прохлада сменилось духотой.

— Мне хотелось сделать подарок последним. Да и, всё днём так закрутилось, что… неуместно бы вышло. Я… думал-думал… С конца июля ещё, наверно, предложить ко мне перебраться, но, раз тут такой случай. Решил подождать, чтобы понять точно, готов ли я, ты к такому…

Он много запинался, словно думал говорить одно, но произносил на деле совершенно другое.