У Саши лицо не дрогнуло в поразительном самоконтроле. Только голос стал ещё холоднее, когда Белов проговорил, будто озвучивая смертный приговор:
— Рассказывай, что ты там уже придумал.
Пчёла в нездоровом, почти эйфорическом азарте потёр руки.
Двумя этажами ниже, в семьдесят второй квартире вздрогнула во сне девушка, в отместку за слёзы которой Витя стал обсуждать с Беловым массовое убийство.
1993. Глава 8
Первые дни после «переговоров» с Анной разделили два здоровенных амбала, которых Витя лично представил к ней четвёртого числа.
«Шкафы», Князеву удивившие обилием мышечной массы, стали её охраной, которая отныне была обязана сопровождать Аню всюду. По любым её делам, от работы до прогулок, в любое время дня и ночи; отлучаться ребята могли, когда Князева оказывалась дома, а на горизонте не было и малейшего намёка на опасность.
Но, справедливости ради, мужчин, у которых «позывные» звучали, как Бобр и Ус, Князева видела только в первой половине дня, в «Софитах». С работы Анну исправно забирал Витя, который, несмотря на загруженность, что на лице его оставляла круги под глазами, по первому звонку в район Петровского парка ехал, чтоб девушку встретить.
А Князева исправно дожидалась приезда мужчины, стоя в коридоре возле своего кабинета, у окна. Откровенно, чуть ли не взрывалась от чувства дурной, гнетущей тишины, какую не прерывали ни телохранители, обязующиеся Князеву передать в руки Виктору Павловичу, ни сама Аня.
Она бы соврала, если бы сказала, что восприняла новость о личной охране спокойно. Нет, совершенно напротив; Князевой больших усилий стоило, чтоб в Витину руку не вцепиться мертвой хваткой, когда впервые с Бобром и Усом столкнулась. Аня поняла — если бы ситуация была под контролем, то охраны бы не появилось.
А если ещё и Пчёла так быстро людей нашел, такие суровые условия им поставил, то… по грани ходят. Все вместе на краю балансируют.
Но Анна сдержала какие-либо свои возмущения, страхи и обиды за зубами. Ссориться, отказываться от телохранителей было глупо — ведь Бек взаправду ещё мог прийти, невесть чего потребовать, и люди, способные дать Князевой хоть какое-то подобие защиты, были бы очень кстати.
Да и видела она, в конце концов, как у Вити, пока он девушку с Усовым и Бобровицким «знакомил», кадык вверх-вниз ходил от частых глотков.
У людей, у которых под контролем всё, так сильно в горле не сохло.
Потому скандалы были ни к чему. Хотя какая-то часть Князевой, все ещё дёргающаяся от суровых установок Бека, от которых затыкала уши, и хотела топнуть ногой.
Девушка это желание удушить пыталась, задавить, утопить.
Аня заместо протянутой к амбалам руки ограничилась кивком, когда Пчёлкин сказал, что уже ехать пора — послушно села в машину к Пчёле. Пока BMW Вити заводился, она за лицо мужчину обняла и поцеловала.
Чуть-чуть, совсем невесомо коснулась губами, чтоб помадой щёки Пчёле не измазать, и проговорила тихо-тихо, что загадкой осталось, как саму себя смогла услышать:
— Спасибо тебе.
Пчёлкину тогда глубже дышать захотелось.
В попытке убежать от суровых реалий Витиного дела, по касательной задевшей, утянувшей в водоворот и её, Князева старательно погрузилась в «Возмездие», всячески отгоняя воспоминания о «разговоре» в кабинете. К собственному счастью, что в то же время сильно походило на изумление, обязанности, до октября девяносто третьего года лежащие на плечах Сухоруковой, Анну затянули серьёзно.
Она на репетициях прогоняла множество раз первый— и единственный — акт, до тех пор труппу на сцене держала, пока у всех — даже членов массовки — слова от зубов не отскакивали. После репетиций шла по гримёрам, костюмерам, «звукарям» и переводчикам, проверяя идеальность работы людей, остающихся за занавесом сцены, но своими действиями колоссально влияющих на саму постановку.