Княжна (СИ)

Ане хотелось в это верить, и она почти верила. Только воспоминания расправы над наркодилером ещё были слишком свежи, отчего и вспыхивали под веками яркими красками. Ведь убийство всей компании одного из основных криминальных элементов города — вполне весомый повод беспокоиться.

На миг Князеву будто бросили в воды Северного Ледовитого океана, а потом кинули в засушливую Сахару. Должно было стать теплее, но резкий перепад температур чуть не убил.

Ей не было жаль Бека — ни в момент взрыва его авто, ни сейчас, спустя сутки. Он сам виноват, раз решил выйти на тропу войны, да ещё и за «стратегию» выбрал такой грязный метод, как удар с тыла.

Сильнее, куда сильнее Князеву волновали последствия для бригады Белова, для Вити — в особенности. Как бы она не была спокойна рядом с ним, столь суровая вендетта более чем способствует появлению проблем — равно как легальном, так и на нелегальном уровнях.

Пчёлкин, видимо, прочёл что-то на её лице, раз наклонился и ещё один медленным, тягуче-нежным поцелуем прикоснулся ко лбу Ани. Девушке сердце защемило, как будто в слесарных тисках, когда мужчина, пальцами зарывшись в волосы, негромко сказал, словно договаривался:

— Я пойду, документы часок посмотрю.

Она кивнула. Хотелось Витю задержать; в ней, видимо, от сегодняшнего дня накопилось слишком много радости и веселья, какие Князева в самом честном бескорыстии думала разделить с другими. Казалось каким-то ужасно-несправедливым, что Пчёлкин последний день своих двадцати трёх лет потратил на решение проблем на «работе» и разбору многочисленных бумаг.

Но Анна не смела его останавливать. Всё-таки, в деле Витином время — самый драгоценный ресурс, и тратить его понапрасну, даже в преддверии дня рождения, крайне опрометчиво.

И это даже она, относительно далёкая от криминала личность, знала превосходно.

Надо — значит надо.

Девушка ещё раз кивнула, скорее даже не Вите, а самой себе, развернулась, больше Пчёлкина не держа.

Он же в самом конце продолговатого коридора, ведущего из столовой в прихожую, оглянулся на Аню. Девушка собрала со стола свою посуду, доску с нарезанным хлебом, не дав Вите взгляда через плечо.

С чувством мандража конечностей Пчёла ушел в кабинет, в котором третьего октября Князева была близка — просто пиздецки близка — к раскрытию его небольшой авантюры.

Отопление было включено, но ближе к концу дня Ане вдруг стало холодно. Она бы могла списать всё на тишину квартиры, которая идеальностью своей напоминала склепную, отчего и тянуло морозцем по коже, но не стала. Всё-таки, до премьеры «Возмездия» Князева сама только и делала, что решала вопросы с организацией спектакля, а Витя не смел отвлекать, даря ей возможность мысли расставить по полочкам в этой самой «склепной» тишине.

Они оба — два взрослых человека. Всё в порядке вещей относительно занятых и серьёзных людей.

Князева, тем более, нашла, чем себя занять. Она с низов бельевого шкафа достала плед — теплый-теплый, правда, малость колючий — и направилась в гостиную, где расположилась на диване вместе с «Подземельями Ватикана» авторства Андре Жида.

Когда ноги отогрелись, тишина уже не казалось такой тяжёлой, какой чудилась в восьмом часу вечера. Страницы шелестели, стрелки часов шли с равномерным ходом, слышимым лишь в моменты, когда на него специально обращаешь внимание.

Пчёла же сидел в кабинете с тяжелым сердцем.

Руки его постоянно жались в кулаки, как от холода, знакомым и относительно привычным только полярным морякам. Вздох — почти что каждый, за редким исключением — отдавал сильными сердечными ударами по рёбрам. Почти температура, но лоб не горячий, и ладони не мертвенно ледяные. Волнение, просто волнение…

Но позволить взять дурацким переживаниям вверх Витя не мог. Слишком долго думал, планировал, хотел.

Когда трубка телефона зазвенела в тишине кабинета, Пчёле показалось, что где-то стукнул церковный набат. Кадык на его шее дёрнулся вверх-вниз, прежде чем Витя взял в руки тяжелую трубу и принял звонок, предварительно вытащив антенку.

— Пчёла.

— Вить, мы собрались! — послышался с того конца голос Саши Белова. Пчёлкин кивнул, подзабыв о том, что Белый этого кивка и не увидел бы. Громкий говор Космоса, что-то затирающего хохочущим Ольге и Тамаре, хоть и шёл явным фоном, но мысли Пчёлы заглушил. Сделал их белым шумом поломанного телевизора.

— Скоро двинем к Лефортовскому.

— Понял, — ответил Пчёлкин, голоса своего плохо узнав.

Саня, хоть и был в тот миг у стен своего подъезда на Котельнической, но услышал, видно, больно хорошо что-то такое, что сам Витя за собой не замечал. Белый тогда голос чуть сбавил, совсем не походя на того Сашу, который чуть ли не до самого лета девяносто третьего хмурился в сомнениях, исправно возникающих в голове его при виде Ани вместе с Витей:

— Как настрой у тебя?

Пчёла задумался, но ненадолго. Взвесил чувства, мысли и сказал первую вещь, пришедшую на ум:

— Нормально.