Княжна (СИ)

— Пчёл, пусти, ты сейчас её сожрешь! — но быстро стушевался под мокрым и будто осуждающим взглядом Томы, ему напоминая взгляд матери, в окружении которой ребёнок по ошибке сказал бранное или некультурное слово.

Саша под смех толпы кинул взгляд на Кабана, который лысиной своей ловил, отражая, холодные лучи. Тот быстро из-за пазухи утепленной кожанки достал бутылку хорошего шампанского, а Бобр, даже в день праздника остающийся максимально собранным и серьёзным, таким же отчитывающимся жестом продемонстрировал Белову два фужера.

Саня тогда кивнул и, всё-таки обогнув молодых, вышел перед ними на ступени, сразу на себя обращая внимание объективов доброй половины камер.

— Минуточку внимания! — зычно проговорил Белый, одной просьбой всеобщий гам умаляя. Космос двумя хлопками ему помог, прикрикнув невесть на кого: «Братва, а ну цыц!..», и тогда Саша на сестру с её новоявленным мужем обернулся.

Улыбка почти снегом блеснула, едва не ослепляя:

— Пчёла, брат. Анька!.. Вы сегодня ещё много добрых слов услышите, и это, конечно, хорошо. Чтоб всё было у вас, даст Бог!

Витя не сдержался и в радостной интонации «ух-ху!»-кнул. Аня улыбнулась под безобидные смешки толпы, в напускной несерьезности пихнула его локтём в бок, и не сопротивлялась нисколько ладони Пчёлы, обнявшей её пальцы в ласке.

Пчёлкины поняли всё, когда морозный ветерок поднырнул под ткани торжественных одежд, а в руки им Бобр впихнул пока ещё пустые бокалы. Переглянулись, едва не смеясь в глупости радостной, засевшей между шестой и седьмой парой рёбер, и обернулись на Сашку, который с всё такой же непередаваемой интонацией тамады пояснил:

— Посуду бить — к счастью. А фужер из-под шампанского на пороге ЗАГСа грохнуть — вообще святое дело!

Анна снова засмеялась, будто вмиг разучилась разговаривать, и только хохотом могла мысли, чувства свои выражать.

— Ну ты и кудесник, Белый! — кинул ему с улыбкой, которая сегодняшним днём не планировала гаснуть, Пчёлкин. И руку свободную положил на талию супруги жестом одновременно новым и хорошо знакомым.

— Чего-то, родной, не отнять! — вернул ему Сашка. И тогда Кабан под гул толпы, среди которого особенно хорошо слышались подбадривающие вскрики тёти Кати, легко открыл прохладное шампанское.

Пробка не выстрелила, липкий сладкий алкоголь Ане платье не залил, и лишь лёгкая дымка поднялась над бокалами молодых. Космос гулко захлопал в ладоши, подбадривая брата и жену его, и за ним почти все схватили:

— Пей-до-дна, пей-до-дна!..

Они послушались. Как дураки, выпили чуть ли не залпом. Газики дали в нос, едва не вынуждая задыхаться; у Ани ресницы потяжелели под тяжестью выступивших слезинок, и глаза раскрылись шире. Кто-то — кажется, новоявленный её свёкор — засмеялся заразительно, смеша этим Пчёлу, пьющего с не меньшей жадностью.

Когда фужеры опустели, когда лишь на стенках остались мелкие капельки шампанского, Аня выдохнула, борясь с мелким покалыванием языка и щёк. Чуть закашлялась, успокаивая дыхание свежим морозным воздухом. Пчёлкину, кажется, даже ничуть не поплохело от алкоголя; он выпил всё, свободной рукой полушубок Анин запахнул, чтоб не замёрзла, и в глаза заглянул.

Зрачки широкие, собою толком не оставили линии радужки, по цвету напоминающую блёклую зелень. Будто покрытую мелким инеем траву.

Они, не сговариваясь, с улыбками подняли фужеры вверх. Замерли лишь на миг, про себя заведя короткий отсчёт до тройки, и под уханье приглашенных на выдохе бросили о ступени бокалы.

Стекло легко раскололось на части мелкие, и лишь ножки фужеров среди груды осколков можно было разглядеть. Тамара вскрикнула, назад пятясь от разлетевшихся стекляшек, но восклицание её быстро потерялось в громких аплодисментах, которые, вероятно, работники ЗАГСа слышали чуть ли не каждый божий день.

Молодые прошлись по осколкам битого стекла, которое захрустело под каблуками новоявленной Пчёлкиной, и под улюлюканья приглашенных прошлись к лимузину.

Впереди их ждало веселье в ресторане, а за ним — и целая жизнь.

«Твои глаза» Анжелики Варум доиграли последние свои аккорды, когда Анна, напившаяся до чувства странной легкой тяжести, если такая существовала, в мышцах, до доброй улыбки на губах, танцуя в кругу Ольги, Томы и какой-то далёкой родственницы, почувствовала на животе тёплые руки. Сразу же запрокинула голову, укладывая её на плечо Вити, запястья его обняла пальцами.

Взглянула на ресницы мужа, которые с такого ракурса казались длиннее, чем обычно, — таким бы любая девчонка обзавидовалась.

Заиграло что-то от «Modern Talking», Аня в музыке той группы не разбиралась совсем. Она заметила мельком, как Дашка — вроде как дочка дяди Васи, маме бывшей Князевой приходящийся троюродным дедом, — вся краской залилась и поспешила отвернуться в сторону под безобидный смешок Ольги. Пчёлкина не говорила ничего, но только чуть вбок качнулась, заводя подобие медленного танца.

Витя правую руку под подбородок ей положил и чуть к себе потянул, целуя.