Белова снова что-то планировала возразить, но вдруг глухое шарканье тапочек, раздавшееся в коридоре, её прервало.
У Анны нож чуть по пальцу не махнул, когда она услышала голос Елизаветы Андреевны, каким можно было разве что проповеди читать:
— Оленька, не тратьте время на пререкания! Уже скоро куранты будут, а на стол не накрыто…
Пчёлкина принялась открывашкой вскрывать жестяную банку с кукурузой, как вдруг почувствовала на спине, хоть и прикрытой тканью платья, но отчего-то почувствовавшейся голой, жилистую ладонь бабушки Оли.
— Девушка права. Извините, запамятовала, как вас?..
— Аня, Елизавета Андреевна.
— Аня, — протянула Сурикова так, словно пыталась по имени одному понять, что девушка из себя представляла.
Пчёлкина говорить привыкла, смотря в глаза и расправляя плечи, но отчего-то с Елизаветой Андреевной явно чувствовалось какое-то… смущение. Будто не в своей тарелке.
Девушка через мелкое отверстие в жестяной банке слила воду, принялась дальше крышку снимать, прикладывая небольшую силу. Оля опустилась на колени перед духовкой, принялась осторожно вытаскивать курицу, зажаренную с апельсинами, и при этом умудрилась заговорить быстро-быстро:
— Анечка — Сашкина двоюродная сестра. Ты её маму видела, знаешь. Екатерину Андреевну помнишь, которая роды у меня принимала? Вот, она. А мы с Аней и познакомились только перед свадьбой…
— А где Анечка была до свадьбы? Вы же с Сашей не на следующий день от знакомства в ЗАГС побежали…
— Она в Риге училась.
«Она, что, отчитывается?»
Ольга поставила большой горячий противень на свободную конфорку плиты, принялась мясо перекладывать на такую же вместительную плоскую тарелку. Для Анны серьёзной загадкой осталось, как она умудрилась жаркую курицу перенести, при этом сумев сделать так, чтоб птица не развалилась. Ну, просто чудо-женщина!..
Продолжая молчать, словно, дьявол, безъязыкой была, Пчёлкина добавила майонеза в салат. Принялась размешивать, слушая параллельно, что Белова про неё могла рассказать:
— …вот и, когда Латвия от Союза отсоединилась, осталась в Москве. Так и вернулась домой.
Раздался мелкий шорох. Анна звук смогла определить — стул по полу двинули, отодвигая от стола. Облако «Красной Москвы» сместилось от спины бывшей Князевой куда-то к стене.
Отчего-то стало легче дышать.
Аня взяла плошку намешанного салата, поспешила в гостиную.
Там уже чувствовалась атмосфера праздника, которую попытались воосоздать бригадиры на лестничной клетке при помощи подожженных бенгальских огней и маски Деда Мороза, надетой на Карельского. Космос продолжал танцевать с Кирой, уверенно держась за её ягодицу и не менее смело улыбаясь Ильиной. Максим докуривал сигарету, Тома отломила от кисти винограда небольшую веточку и, расположившись на крайнем от мужа конце дивана, пыталась забросить ягодки ему в рот, смеялась громко, когда Валера найти не мог виноградину и ощупывал рубашку, пиджак.
Витя подпевал пластинке, задержал взгляд на Ане, едва нашедшей на столе место для салата, и взглядом указал ей на часы. Мол, время, милая, время!..
Она в ответ только улыбнулась и поспешила обратно на кухню.
Когда Пчёлкина оказалась на пороге, то поняла, что что-то изменилось. Будто Ольга сказала что-то такое, из-за чего откровенно пренебрежительное отношение Елизаветы Андреевны изменилось. Не исключено, что Белова бабку пристыдила.
«Хотя», — осекла саму себя Анна. «Вряд ли Оля на женщину, ей заменившую родителей, собиралась сбрасывать недовольство».
Елизавета Андреевна на девушку посмотрела так, что, не видь Пчёлкина старушку до этого, подумала бы, что у неё действительно такой добрый взгляд и сладкий-сладкий голос «по дефолту».
— Анечка, так вы, значит, на языки учились?
— Училась, — кивнула она и почти сразу догадалась, куда стала клонить старшая-Сурикова. — На французский и немецкий. Так же изучала испанский, итальянский, английский, мёртвые языки были…
Анна улыбку смогла на губы надеть, подвинулась в проходе, Ольгу пропуская с вкуснейшим мясом, и подошла к плите, слила воду из кастрюльки с картофелем.
— Я не владею ими так хорошо, как первыми двумя, но… говорить умею. Так же латышский знаю, выучила в окружении рижан.
Елизавета Андреевна ахнула так, что Пчёлкина почти напугалась, не стало ли ей плохо:
— Невероятно!.. Часто пригождается?
— Это… полезно. И сильно упрощает жизнь.
«Ведь никогда не знаешь, в какой момент твои познания пригодятся в переговорах двух преступных группировок» — мыслями хмыкнула сама себе Пчёлкина и щёку изнутри сильно закусила, чтоб воочию не рассмеяться ядовито.
— Фантастика, — в удовольствии протянула Елизавета Андреевна.
Аня лица её не видела, но отчего-то улыбнулась; видимо, отголоски любви к похвале. Девушка выложила картофель на большую тарелку; на миг показалось, что ресницы от пара потяжелели и намокли, ресницы пачкая тушью.
Ольга вернулась, озираясь по сторонам так, словно кухня горела, и ухватилась за хлеб.
— Всё, готово, — выдохнула подруга и, взяв девушку за плечо, сказала с искренней благодарностью: — Спасибо, Анютик!..