— Есть идеи, с какого парка начнём?
В ответ она только рассмеялась, прикрыла лицо левой рукой, почти поднося ладонь Вити к губам:
— Смеешься, что ли, Пчёлкин? Я в этом районе не была никогда!
— Резонно, — кивнул Витя ни то ей, ни то мыслям каким-то своим. Снова пальцем огладил ладонь Ани, чуть ли не улетая куда-то в тропосферу от гладкости кожи, какая казалась сюрреалистичной, и тогда сказал: — Значит, буду твоим гидом.
Пчёлкин положил её руку на рычаг смены передач, накрыл сверху своей ладонью. У Ани от этого жеста стало сухо в горле, но сухость эта была приятной. В касании Вити виделось желание ощущать друг друга даже при вождении авто — ситуации потенциально опасной.
«Чёрт, Пчёла…»
Под ладонью Князевой чуть тряслась коробка передач, сверху пальцы накрывала крепкая рука Вити. Аня на миг побоялась всё испортить решением своим, но потом на спокойный профиль Пчёлы посмотрела, на перстень, чёрный камень которого напоминал дым копоти, и опустила на плечо мужчины голову.
Не только же одному Вите демонстрировать желание ощущать друг друга даже в потенциально опасных ситуациях?..
Он коротко на Анну обернулся, будто подумал, что девушка задремала, и усмехнулся беззвучно. У Вити дрогнуло что-то в районе диафрагмы, как от приятной щекотки.
«Княжна, маленькая… Какая ты, оказывается, ласковая девочка у меня»
Губы его сами по себе растянулись в улыбке, какую Анна уже не раз видела.
Пчёлкин губами макушки её коснулся, жалея только о том, что Князева так красную помаду любила, что извечно губы ярко красила, лишая Витю возможности за щёки к себе притянуть и расцеловать до тёплой тяжести в солнечном сплетении.
Он вырулил на Госпитальный мост, когда Аня правой рукой обняла его за сгиб локтя.
Тот миг стоил серьезного разговора с Беловым, сомнений в этом у Пчёлы не возникало.
1991. Глава 14
— …тогда-то на неё комиссия и насела. Всё требует, требует комментариев по диплому. А главным секретарём у нас такой профессор был, он давно на Иви зуб точил. У неё работа по романтизму во французской литературе была, и она от волнения, бедняга, даже латышский забыла. Все языки вспомнила, кроме того, который нужен был! Да и говорила так быстро, как из пулемёта!..
Пчёлкин усмехнулся. Лефортовский парк был не особо полон людей, но дети из домов поблизости на спортивных площадках орали так, словно их из подземелья выпустили. Витя шёл слева от Анны, на неё смотрел и видел, как от одних воспоминаний об учёбе, об иностранных языках в глазах Князевой, что были зеленее веточек лип, высаженных вдоль аллей, зажигался огонь. На фоне искр этих блёкло даже закатное солнце.
— Секретут ваш хоть разобрал, что она говорила?
Девушка коротко рассмеялась, опустила голову. Ветер играючи скользнул в чёрные пряди. Анна пыталась их за уши заправить, но через каждые пять метров — а то и ещё чаще — вынуждена была повторять свои махинации.
— Разумеется, разобрал. Лауринс Михайлович такой знаток языков!.. Мне кажется, если бы Иви с перепугу на новом диалекте заговорила, то он бы её всё равно понял.
— Так она сдала?
Аня коротко качнула головой. Витя вскинул брови, когда Князева чуть повела плечами и сказала тихо: «На пересдачу направили». Пчёла, хоть и не видел никогда в лицо эту Иви, которой стоило, вероятно, успокоительное пропить перед экзаменом, — да и вообще нервишки подлатать — в возмущении сказал:
— Охренел ваш Михалыч, вот что я тебе скажу! Мог уж на тройку её вытянуть, если она такую солянку из языков выдала.
— В том-то и дело, что она всё напутала! — воскликнула Анна. Она выразительно подняла голову, словно стояла у трибуны какой-нибудь международной организации, и произнесла так, будто репетировала речь свою долгое время перед зеркалом:
— Защита диплома — важное мероприятие, и к нему стоит готовиться основательно. И, зная о серьёзности работы, Иви стоило быть готовой к вопросам комиссии. Особенно если учесть, что она знала о составе преподавателей, ставящих оценку за диплом…
— Ты, уверен, на «пять» сдала?
Она в напускной суровости сдвинула брови, мужчина взял Князеву вдруг за руку. Так же, как сделал в машине — переплетая пальцы, вынуждая чувствовать все завитки золотого перстня. И тогда Анну снова заклинило, как будто это прикосновение — именно такое, и ни одно больше — лишало её воздуха в лёгких, вынуждало затихать, успокаиваться.
«Плывёшь, Князева…»
Она взгляд на Витю подняла, не вскидывая головы. Под его улыбкой хитро-смирительной сказала негромко:
— У меня не было ни одного зачета, закрытого на четыре.