Я белой завистью смотрел на красочные фото в рамках, расставленные на рабочем столе и пахнущие счастьем. Только вот и в эту семью заглянуло горе. Костлявой рукой увела главу семейства смерть, оставив после себя сырость, промозглый холод и шлейф боли от потери родного человека. Березовский угодил в тот же капкан, дробящий сердца близких в пыль.
Вертел ручку в руках, утопая в терракотовом кожаном кресле. За это место глотку дёснами перегрызут. Зачем же ты, Паша, влез в эти грязные дела? Сидел бы дальше деньги на счетной машинке пересчитывал, да домой спешил на ужин к семье…
В ожидании прошерстил весь стол, заглянул в сейф и не нашёл ничего подозрительного. Вместе с первой девушкой в кабинет вошёл Давид. Опрос вели с особым пристрастием и убеждали, и припугивали, и давили, и обещали покровительство, но ни одна не сломалась. Либо, действительно ничего не знали, в чем я лично сомневался, либо кто-то действительно страшнее и опаснее меня. И это серьезно задевало.
После опроса последней, раздражённый тем, что потратил весь день на чинные беседы с путанами, выскочил из кабинета, хлопнув дверью. Эля при виде меня не осмелилась открыть рот на очередные уговоры остаться.
На улице сгущались сумерки, ледяной ветер подхватывал опавшую листву, кружа в причудливом танце. Передернул плечами — зябко. За мной вышел Давид и мы синхронно закурили.
— Не верю я, что только убитая знала про наркоту, — изрёк мои мысли Дато.
Молча кивнул, щурясь от едкого дыма сигарет. Ни одной зацепки, что ж не везёт так. День прошёл, а голова все ещё гудела, как двигатель самолета. Нужно выспаться и подумать.
У машины ко мне подбежала девчушка. Девушкой даже не назовёшь, молодая-молодая. Неуверен, есть ли ей восемнадцать. Она с опаской озиралась по сторонам и глядела на меня испуганными глазами:
— Я кое-что хочу рассказать, давайте сядем в машину, — шепчет, приподнимаясь на носочках. Мы с Дато заинтересованно переглянулись. Забираясь в салон, напрягал извилины, пытаясь вспомнить опрашивал ее или нет. Все женщины слились для меня в одно пятно — настолько похожи они своими вульгарными образами. Но ее словно не видел.
Мы с Давидом обернулись назад, прожигая девчонку немым вопросом. Она хлопала не накрашенными глазами, поочередно разглядывая нас с неподдельным интересом.
— Правда, что вы Тариэл Агаларов? Тот самый, — тихонько добавила. И голос у неё, как у девочки. Ребёнок, что ты тут забыл?
— Что значит «тот самый»? — иронично выгнул одну бровь Давид. Она опалила его возмущённым взглядом, мол «что не понятного?», но объяснить все же потрудилась:
— Большой босс, человек слова и дела, — благоговейно пролепетала, слегка розовея тощими щеками. Малолетних фанаток мне не хватало для полного счастья. Давид с трудом удержал отвисшую челюсть, не давая ей поздороваться с подлокотником:
— Ммм, вот оно что, — многозначительно протянул, медленно кивая головой.
— Имя и фамилия совпадают, стало быть, я.
— Предлагаю сделку, — уверенно заявила малявка, интригуя нас с Давидом, челюсть которого снова находилась в опасной близости с кожей салона. Платочком ее что ли перевязать.
— Смелая девочка, — весело хохотнул. Не боится взрослых дядь, надо же.
Она упрямо молчала, просверливая серыми, кристально-чистыми глазами, ожидая ответа.
— Что за сделка?
— Вы ведь хотите узнать про наркотики, что подсыпают девочки из «Эммануэль», верно? — все-таки подсыпают, вот же сучки.
Мы кивнули.
— А я хочу спасти сестру.
— А что с ней не так? — удивляюсь стальным ноткам в голосе этой букашки.
— Она подсела на эти наркотики, и теперь работает на них за дозу.
— А ты работаешь тут? — киваю в сторону салона, не сводя с неё глаз.
— Да, мастер чистоты, — гордо заявляет и я едва заметно выдыхаю. Отчего-то не хотелось думать о том, что этот ребёнок уже в свои…надцать торгует своим телом.
— Сколько лет-то тебе? — вырывается у Давида, повисший в воздухе вопрос.
— Четырнадцать. Так что, идёт? — протягивает мне ладонь для рукопожатия.
— Идёт, — хмыкаю, понимая, что от таких щедрых предложений не отказываются и жму хиленькую влажную ладошку.
Завёл машину, намереваясь отужинать в одной уютной кафешке, в которой бесподобно стряпают хинкали. Всю дорогу букашка трещала без умолку, посвящая нас в перипетии своей судьбы и о том, как оказалась в «Эммануэль». Окидывал ее жалостливым взглядом через зеркало заднего вида, твёрдо решив как следует накормить.
У входа в кафе она засопротивлялась, но это так, для проформы, потому как глаза блестели голодом. Пару минут вялых возражений и вот мы уже сидим за столиком.
— В обфем, этиф гады нафильно напоили ее таблефками, — болтала с набитым ртом, — и теперь я не знаю где она, надежда только на вас — вытерла сок от хинкали салфеткой и запила острую начинку апельсиновым фрешем. — Имени поставщика не знаю, но Березовский называл его татарин.
Стукнул кулаком по столу, приборы подскочили, жалобно звеня. Снова он. Значит покушался на меня наркоторговец. Не нравится ему моя борьба с его товаром, а мне не нравится, что люди мрут. Это хорошо, значит Адель не была их целью.