– Молитесь, добрая моя, молитесь, – произнес священник. – Горька ваша доля… Тут одно спасение и защита – господь.
Прошло еще несколько дней. Ракитина без устали собирала справки, хлопотала, но все безуспешно.
– Что же, Ирина Львовна, – сказал однажды отец Петр своей гостье, – ездите вы, вижу, все напрасно – то в одно, то в другое место, справляетесь, тревожитесь… Государыня, слышно, будет еще не скоро. Написали бы к начальству Павла Евстафьевича в Москву… не знает ли чего хоть бы граф Орлов?
– Покорно благодарствую, батюшка! – ответила, с поклоном, Ракитина. – Помолитесь, не узнаем ли чего о том корабле без команды? Не прибило ли его куда-нибудь и не спасся ли на нем хоть кто-нибудь, в том числе и Концов… Вчера вот граф Панин обещал разведать через иностранную коллегию, в Испании и на Мадере; Фонвизин, писатель, тоже вызвался… не будет ли вести, обожду еще, а то пора бы и домой, – да как ехать, без успеха… Этот корабль, этот призрак все у меня перед глазами…
XXVIII
Вечером первого декабря 1775 года была особенно ненастная и дождливая погода. Снег, выпавший с утра, растаял. Везде стояли лужи. Экипажи и редкие пешеходы уныло шлепали по воде. Была буря. Она ревела над домом священника, стуча ставнями и раскачивая у забора огромные деревья в смежном, гетманском саду. Нева вздулась. Все ждали наводнения. С крепости изредка раздавались глухие пушечные выстрелы.
Отец Петр сидел сумрачный на вышке у барышень. Разговор под вой и рев ветра не клеился и часто смолкал. Варя гадала на картах; Ирина, с строгим и недовольным лицом, рассказывала, какие алчные пиявки все эти секретари в иностранной коллегии, переводчики и даже писцы; несмотря на приказ и личное внимание графа Панина, они все еще не снеслись с кем надо в Испании и на островах, составляли проекты бумаг, переписывали их, переводили и вновь переписывали, лишь бы тянуть.
– Да вы бы смазочку… через прислугу, или как, – сказал священник.
– Давали и прямо в руки, – ответила Варя за подругу.
Та с укоризной на нее взглянула.
– Ох, уж эти волост́ели-радетели! – произнес отец Петр. – Пора бы из Москвы обратно государыне; плохо без нее.
Дождь наискось хлестал в окна, как град. Измокший и озябший сторожевой пес забрался в конуру, свернулся калачом и молчал, как бы сознавая, что при такой буре и пушечных выстрелах всем, разумеется, не до него.
Вдруг после одного из выстрелов с крепости пес отрывисто и особенно злобно залаял. Сквозь гул ветра послышался стук в калитку. Девушки вздрогнули.
– Аксинья спит, – сказал отец Петр о кухарке. – Кому-то, видно, нужно… с крыльца не дозвонились.
– Я, дяденька, отворю, – сказала Варя.
– Ну, уж по твоей храбрости, лучше сиди.
Священник, спустясь со свечой в сени, отпер уличную дверь. Вошел несколько смокший на крыльце, в треуголке и при шпаге, невысокий, толстый человек, с красным лицом.
– Секретарь главнокомандующего, Ушаков! – сказал он, встряхиваясь. – Имею к вашему высокопреподобию секретное дело.
Священник струхнул. Ему вспомнились бумаги, привезенные Ракитиной. Он запер дверь, пригласил незнакомца в кабинет, зажег другую свечу и, указав гостю стул, сел, готовясь слушать.
– Проповеди-с Массильона? – произнес Ушаков, отирая окоченелые руки и присматриваясь к книге знаменитых «Sepmons»[33]
, лежащей у отца Петра на столе. – Изволите хорошо знать по-французски?– Маракую, – ответил священник, мысля: «Что ему в самом деле до меня и в такой поздний час?»
– Вероятно, батюшка, изволите знать и по-немецки? – спросил Ушаков. – А кстати, может быть, и по-итальянски?
– По-немецки тоже обучался; итальянский же близок к латинскому.
– Следовательно, – продолжал гость, – хоть несколько и говорите на этих языках?
«Вот явился прец́ептор, экзаменовать!» – подумал священник.
– Могу-с, – ответил он.
– Странны, не правда ли, отец Петр, такие вопросы, особенно ночью? – произнес гость. – Ведь согласитесь, странны?
– Да, таки, поздненько, – ответил, зевнув и смотря на него, священник.
Ушаков переложил ногу на ногу, вскинул глаза на стену, увидел в рамке за стеклом портрет опального архиерея, Арсения Мацеевича, и подумал: «Вот что! сочувственник этому вралю… надо быть настойчивее, резче!»
– Ну, не буду длить, вот что-с, – объявил он. – Его сиятельству, господину главнокомандующему, благоугодно, чтобы ваше высокопреподобие, взяв нужные святости, тотчас и без всякого отлагательства потрудились отправиться со мной в одно место… Там иностранка-с… греко-российской веры…
– В чем же дело?
– Нужно совершение двух таинств.
– Каких именно?
– А вам, извините, зачем знать? разве нужно заранее? – возразил Ушаков. – Тут не должно быть колебаний, повеление свыше.
– Необходимо приготовиться, – сказал священник, – что именно ранее?
– Сперва крещение, потом исповедь с причастием, – ответил Ушаков.
– И теперь же, ночью?
– Так точно-с, карета готова.
– Позволите взять причетника?
– Велено, слышите ли, без свидетелей.
– Куда же это, смею спросить?