Княжна Тараканова: Жизнь за императрицу

Пока ждали кофе, две женщины внимательно разглядывали друг друга – Августа тихонько, из-под ресниц, Екатерина с вежливой улыбкой, но пристально, открыто. Княжна молчала и ждала, что скажет императрица. Вскоре явилось кофе. Екатерина взялась сама ухаживать за гостьей.

– Надеюсь, путешествие не было для вас утомительным?

Екатерина взглянула принцессе прямо в глаза. Ничего не значащий избитый вопрос ныне побуждал к откровенному ответу, Августа это поняла. От того, что она скажет сейчас, зависит, поверит Екатерина или нет.

– Я все это время чрезвычайно волновалась в ожидании нашей встречи, Ваше Императорское Величество, – тихо начала княжна, – потому что знала, чем вызвано высочайшее приглашение.

Царица удивленно приподняла черную бровь.

– Вот как?

– Да, государыня. Предполагаю, что не так давно вы получили некие бумаги, содержание которых мне известно.

Екатерина нахмурилась.

– Так вы признаетесь…

– Только в том, Ваше Величество, – дерзнула перебить ее Августа, – что понимаю, каким образом эти бумаги попали к вам. Если вы соблаговолите меня выслушать…

Екатерина отпила кофе.

– Я слушаю вас, княжна.

Августа, помолившись про себя, начала свой рассказ. Начала с детства… Рассказала, как росла у Дараганов. Постепенно перешла к Парижу, к первой встрече с иезуитом. Поведала и о визите Доманского. Передала в подробностях последний разговор с отцом Бенедиктом.

– Вы можете мне не верить, государыня. У меня нет доказательств, что я не замышляла против вас. Но я сказала вам правду! Я искренне преклоняюсь пред вами, и с покорностью приму любое ваше решение.

– Решение? – удивилась императрица. – Но разве мы на суде? Нет, дорогая. Решение принимать вам.

– Мне, Ваше Величество?

– Да. Вам.

Екатерина помолчала, раздумывая.

– Я верю вам, Августа Матвеевна, – мягко сказала она. – И мне очень жаль, что вас так долго пытались использовать как средство, чтобы вредить России. И бесконечно благодарна вам за то, что вы не поддались искушению. Я хорошо знала и очень уважала вашего отца, графа Разумовского. Это был один из лучших людей нашего времени. И хотя лицом вы более походите на мать, но чем-то очень напомнили мне покойного Алексея Григорьевича. Скажите… Из вашего рассказа я поняла, что вы никогда не были замужем?

– Нет, Ваше Величество.

– Сколько вам лет?

– Сорок, государыня.

– Сорок лет, – прошептала императрица. – В сорок пять я венчалась во второй раз… – этих слов Августа не расслышала, а Екатерина вновь обратилась к ней. – И вы желали бы выйти замуж?

– Нет, Ваше Величество.

– Нет? Но тогда что же привязывает вас к этому миру?

Произнеся эти слова, государыня пристально, многозначительно взглянула на княжну. Августа опустила ресницы. Она думала… Екатерина почти затаила дыханье. Но вот принцесса подняла на нее свои светлые, глубокие, ясные глаза.

– Я согласна, государыня.

– Что вы сказали? – взволнованно переспросила императрица.

– Я согласна принять постриг. Это решение вполне согласуется со стремлениями моего сердца. Я верую в Бога, государыня. И сейчас мне подумалось, что именно к этому решению Он и вел меня всю жизнь. Я хочу послужить Ему в монашеском чине.

Екатерина едва сдержала вздох облегчения. От волнения она даже привстала. Августа немедленно поднялась тоже.

– Да вы просто ангел! – сказала императрица и поцеловала княжну в лоб.

Августа чуть улыбнулась.

– Я просто подданная Царя Небесного и моей земной государыни.

– Вам придется немного пожить во дворце, Августа Матвеевна. А потом…

Екатерина замялась. Августа поклонилась.

– А потом, Ваше Величество, я приму иноческий чин в той обители, которую вы мне изволите назначить.

Глава семнадцатая Монахиня

Августе отвели две роскошные комнаты в царскосельском дворце. Здесь ее никто не посещал, а обед приносила сама Марья Саввишна Перекусихина, любимая камер-юнгефа и доверенное лицо императрицы. Августа смотрела из окон на парк, и думала… Ей нравилось, что ее оставили одну, хотя все это очень напоминало домашний арест. Августа действительно растрогала сердце Екатерины, но царица привыкла к тому, что иногда что-то приходится делать и против сердца. Она не могла допустить, чтобы слухи о дочери Елизаветы распространялись среди ее подданных.

Неожиданный поворот в судьбе сейчас вовсе не казался княжне неожиданным, и она была уверена, что не солгала Екатерине, сказав, что всю жизнь шла к этому решению. Но мучила тревога – справится ли она, сумеет ли стать хорошей монахиней? Уже заранее становилось жаль чего-то… «Искушение», – думала Августа.