Госпожа приобрела для своей новой горничной платье, чепец, нижние юбки и чулки, а также и новые кожаные башмаки. Когда Елизавета примерила новые башмачки, Фелиция заметила:
– У тебя красивые ножки, девочка! Маленькие ступни…
Княжна нанимала обширный, словно замок, дом в три этажа, отягощенный обильной наружной лепниной. Но прислуги было не так много. Повар, кухарка, двое помощников повара, кучер и два лакея. Белье и верхнее платье мыли две прачки. Частенько наведывались куафюр, модистка и один из наиболее искусных ювелиров Львова. Обязанности Елизаветы оказались не так трудны. Она должна была развешивать принесенные от прачки или новые купленные платья, складывать в комод красного дерева чистое белье, накрахмаленные нижние юбки и косынки. Она же одевала и раздевала госпожу, помогала ей вдевать в уши большие серьги и застегивала сзади на шее колье. Неловкость девочки забавляла княжну. Елизавета не привыкла еще иметь дело с нарядами, устроенными столь непросто… Княжна была пристрастна к всевозможной парфюмерии. За день она переменяла несколько пар надушенных перчаток, часто смачивала за ушами и под мышками ароматной водой… К счастью, Елизавете не приходилось убирать комнаты, для этого скоро была взята особая служанка.
Ни с кем из прислуги девочка не сходилась близко. Все эти люди были значительно старше ее, было им лет от двадцати пяти до сорока. Они также отнюдь не навязывались юной Елизавете в приятели и товарки. Она теперь имела возможность отдохнуть в приятном одиночестве после того, как столько времени провела в обществе монастырских послушниц. Княжна часто уезжала из дома. Днем ездила с визитами, вечерами оставалась допоздна на балах. Елизавета и прежде догадывалась, что в прекрасном городе Львове возможно найти общество богатых и знатных особ, но теперь она узнала об этом в точности. Из книг в доме были только несколько томиков сказок и занимательных романов на французском языке. Тут оказалось, что кое-что из этого девочка уже читала прежде, но теперь перечитала заново, потому что заняться было нечем. Из комнат она лучше всего знала спальню и гардеробную, а в кабинет призываема была редко. На бюро свалены были кучей бумаги, исписанные разными почерками. В шкафу, за стеклом, Елизавета увидела большую, лакированную, черного лака, шкатулку, где, по всей вероятности, хранились важные документы…
Первый месяц пребывания княжны Ассанчуковны в славном городе Львове подходил к концу. Однако же красавица Фелиция, кажется, не намеревалась покидать город. В парадной гостиной висел большой круглый – тондо – портрет, изображавший мужчину лет тридцати с лишком, черноволосого и черноглазого, взгляд его был насмешлив и странно, иронически ласков, бородка была остроконечной, а щеки – несколько впалыми. В первый же день, когда привезла Елизавету, княжна спросила, указав на портрет:
– Нравится ли тебе Юзеф, девочка?
Елизавета отвечала, что да, господин весьма хорош собою, хотя после того, уже и давнего, страстного порыва, когда она отдала свое тело Михалу, женщина в ней ни разу не пробудилась истинно. Никто из мужчин, которых ей приходилось видеть, не вызывал у нее ни чувства, ни желания…
Оказалось, что имя «Юзеф» (Иосиф) было дано Якобу Франку при крещении… Могла ли мать Тереза не знать об этом? Тем не менее она ведь называла Франка упорно «Якобом»…
Княжна не давала ни балов, ни приемов. Порою она уединялась в кабинете и подолгу писала и разбирала бумаги. В один из таких дней горничная постучалась в дверь кабинета госпожи. Недавнюю дикарку, замарашку, бедную родственницу, монастырского приемыша трудно было узнать в этой юной девушке. Ее костюм выдержан был в светлых тонах – мягкая пышная юбка, изящная кофточка, пышная баска, легкая косынка, прикрывающая вырез лифа, длинный передник жемчужно-серого цвета и чепец, плотно облегающий голову и придающий лицу особое, чуть аскетическое очарование. Живя в доме княжны, Елизавета мало бывала на воздухе, поэтому кожа лица и рук очень посветлела, побледнела, эта бледность шла девушке…
Княжна позволила войти. Елизавета вновь – в который раз! – сравнила ее одежду со своей. Да, теперь Елизавета одевалась лучше, чем когда бы то ни было в своей жизни, но ведь ее костюм был всего лишь одеянием служанки! Что были ее башмачки рядом с лакированными туфельками княжны! И что были ее кофта и юбка в сравнении с богато расшитым по краям разреза, распашным модестом Фелиции, и выглядывающим из-под модеста вышитым подолом шелкового фрепона!..
Елизавета попросила госпожу отпустить ее на несколько часов в город.
– Зачем? – Фелиция повернулась вместе со стулом, ножки стула поскребли паркет. – Зачем? – повторила она. Ее восточные черты приобрели сумрачно-насмешливое выражение.
Елизавета тотчас выбранила себя в уме. Надо было предвидеть, что княжна может задать именно этот вопрос!..
– Я хотела бы навестить моих родных… – В голосе Елизаветы, когда она лгала, явственно прорезывались нотки дерзости, которые она почти в панике пыталась подавить…