Князья Ада

– Я понимаю, что вы далеко не всё рассказали мне об этих… яо-куэй, Эшу-сенсей. Но всё же я хотел бы задать вам один вопрос – не развелись ли они здесь, в городе? Или где-нибудь ещё, в других деревнях? Я вижу, что это демоны, порождения Преисподней, однако их тела похожи на людские. А лица… – он покачал головой. – Вы сказали, что впервые местные столкнулись с ними где-то год назад, но вы не знаете, откуда они взялись. Но ведь откуда-то они должны были взяться. Поэтому мне хотелось бы знать – способны ли они распространиться дальше?

Эшеру вспомнился залитый лунным светом Карлов мост в Праге, густые тени его готических башенок, темнота под арками, где что-то как будто шевелилось… «В этом городе водится нечто странное», – написал тогда Исидро.

– Это нам и предстоит выяснить, – ответил Джеймс Мизуками.

К вечеру буря стихла и Эшер вышел на прогулку. Луна, висевшая в небе, казалась ржавой, а в воздухе пахло пустыней Гоби.

Мимо пробегали взмыленные рикши, колёса их повозок вздымали клубы пыли. На ступенях гостиницы, на пороге каждой лавки по всей Посольской улице виднелись слуги-китайцы с мётлами и совками. Эшер знал, что завтра во всех посольствах – немецком, британском, русском, американском, японском – тем же самым будут заниматься солдаты.

Его собственное дыхание в лунном свете походило на сверкающее белое облачко.

«Способны ли они распространиться дальше?»

От этой мысли Джеймсу становилось не по себе.

Карлебах остался очень недоволен тем, что Эшер ввёл японского атташе в курс дела, несмотря на то, что Мизуками достаточно ясно разглядел врага прошлой ночью. Однако пусть уж лучше тот узнает правду, чем начнёт собственное расследование, которое может привлечь ещё чьё-нибудь внимание. И впрямь – «однажды распахнув ворота Преисподней, их уже не захлопнешь обратно».

Лидия, в свою очередь, спросила, не сможет ли граф добиться для неё возможности ознакомиться с архивами пекинской полиции, в частности о произошедших за последний год случаях загадочных исчезновений или убийств, когда жертва оказывалась обескровленной или истерзанной как бы животными? Особенно её интересовали эпизоды, произошедшие в окрестностях старых озёр в прогулочных садах, разбитых за стенами дворца, и рядом с так называемыми Дворцами моря – искусственным озером Чжуннаньхай, расположенным в северной части города. Учитывая, какие политические волнения бушевали в Пекине с тех пор, как император отрёкся от престола – не говоря уже о февральских бунтах в китайской армии и тех «отрядах обезглавливания», что возникли позже, – Эшер подозревал, что обнаружить в этих убийствах какую-либо закономерность, указывающую на вероятное присутствие немёртвых в городе, будет проблематично. Однако он согласился переговорить с Мизуками насчёт доступа к архивам.

Сейчас же в Пекине царил покой.

Джеймс добрался до северной стены Посольского квартала. Ветер гонял по улицам пыль, доносил запах табака от ворот, где украдкой покуривали караульные. А дальше, на насыпи, сновали торговцы, обитавшие в Татарском городе, растаскивая тачки с засахаренными фруктами, поношенной обувью, зажаренными в масле скорпионами на палочках… Со всех сторон звучали разговоры на бойком и певучем пекинском диалекте. А ещё дальше – за широкой улицей Тунь Чань-ан – виднелись крыши настоящего Пекина: Татарский город окружал Имперский город, а тот, в свою очередь, окружал Запретный город – как огромная головоломка из коробок, соединённых большими, крепко запертыми воротами. В Запретном городе, среди полупустых дворов и разваливающихся павильонов, по-прежнему обитал юный бывший император. «Интересно, кто сегодня вечером будет сметать пыль со ступеней его крыльца?»

На обратном пути Эшер свернул в служебный переулок между стеной Квартала и заборами, отгораживавшими сады, разбитые позади кирпичных коттеджей, принадлежавших работникам английского посольства. Сквозь голые ветви деревьев в одном из садов Джеймс разглядел крышу дома Эддингтонов – в одном окне горела лампа.

«Как там поживает Мира Эддингтон? – подумалось Джеймсу. – Удаётся ли ей заснуть? И смог бы уснуть я, если бы это Миранду обнаружили тогда в саду?»

При мысли о маленькой рыжеволосой девочке – когда Эшер уходил, она деловито ползала по всей гостиной в поисках кубиков, припрятанных Лидией в разных местах, заглянув даже в бороду Карлебаха, – сердце болезненно сжалось.

Холли Эддингтон – визгливая, невротичная, в дурацком девчачьем белом платье, готовая даже на обман, лишь бы захомутать богатого жениха… она ведь тоже когда-то была такой девочкой. И та девчушка – как бы её там ни звали, – которую Грант Гобарт убил, потому что не мог кончить иным способом…

– Джеймс, – раздался шёпот над самым ухом. – Рад видеть вас в добром здравии.

Эшер резко обернулся.

Лёгкий ветерок колыхал длинные белые волосы вампира, трепал полы пальто.

– Не смотрите на меня так, – продолжил Исидро, – я не имею никакого отношения к смерти той девушки.

– Тем не менее тогда, на приёме у Эддингтонов, вы услышали какой-то шум в саду?