Князья Эльдорадо

Романов-младший дал обед в честь Кошкина и Юсупова. На нем морпехам пришлось ответить на множество вопросов, делясь дозированной информацией. Пир продолжался до позднего вечера под зажженные свечи. Через день их вновь пригласили в Кремль – предстояла «раздача плюшек и пирожков с повидлом».

Морпехов пожаловали боярскими титулами с вручением грамот, а также немалыми землями в районе Белгорода. Причем открытым текстом дали понять – все земли, ими освоенные в Малой Руси, останутся навечно в их владении.

На обратной дороге в иноземную слободу Илья весь извертелся, шипя и плюясь, словно рассерженный кот:

– Какие все-таки паскуды, эти Романовы. Одарили земелькой называется, она сейчас то ли казакам, то ли литвинам принадлежит. Свое кровное, заработанное непосильным трудом, отвоевывать придется.

– Ага, – отозвался молчавший до сего времени Кошкин. – Магнитофон заграничный, пиджак замшевый… три штуки…

Мачо, сначала выпучивший глаза, захохотал и чуть не вывалился из возка в сугроб.

Дошло, что Кошкин вспомнил комедию «Иван Васильевич меняет профессию».

– Командир, ты обратил внимание на Михаила?

– Царь как царь, – Кошкин пожал плечами. – На вид болезненный и мягкотелый, соответствует историческим хроникам.

– Да я не о том. Ты заметил на его голове царский венец?

– И что?

– А то, что большой царский наряд ювелиры пока не сделали. В комплекте должна быть еще держава и скипетр. Наши камешки ой как пригодятся, вовремя мы подъехали.

– Да уж, оставим след в истории.

– Га-га-га.

На следующее утро архангельский обоз покинул Москву. Дорога меж снегов по льду рек получилась настолько нудная и однообразная, что и описывать ее не стоит. Весна потихоньку отодвигала плечом зиму. На солнышке подтаивал снег, темнея и становясь более рыхлым. Ожили разные пичужки, радостно приветствуя своим чириканьем смену сезона. Ближе к Архангельску зима еще прочно держала позиции – сугробища выше верхоконного.

Два дня загружали разные припасы, прикупленные товары и гостинцы на «Россию», шесть судов набили лесом, три – пшеницей и рожью.

В начале марта вышли в Белое море и, огибая Кольский полуостров, двинулись вдоль Норвегии. За мысом Нордкин случилось с ними занятное происшествие.

Кошкин с Юсуповым играли в каюте в шашки на щелбаны. Проигравший очередную партию Мачо перехватил руку Кошкина:

– Погодь, командир, потом нащелкаешь. Выйдем на мостик.

Вышли. Илья указал на появившийся у горизонта большой остров.

– Чую, засада нас ждет – две посудины. Не иначе пираты.

Кошкин охнул:

– Ну елки!

Рявкнул капитана:

– Бей тревогу, пираты за островом. Значит, так – одно корыто топим, второе берем на абордаж.

Де Роде молча кивнул, и через мгновение раздался звон рынды – матросы забегали, словно наскипидаренные. Зашебутились канониры – на второй палубе уронили снаряд, послышалась ругань Саморы.

– Илья, пойдем переоденемся. Не знаю, как ты, а я лично хочу поучаствовать в абордаже. Да и морпехов наших пора в реальном деле попробовать.

– Иван, я только за, – и Юсупов, крутнувшись на пятке, исчез в своей каюте.

Остров назывался Магерейа. Пираты выскочили из-за него внезапно. Шведы, видимо, давно здесь промышляли и имели большой опыт по части грабежа, судя по их действиям.

Синхронно разойдясь, они взяли «Россию» в клещи. Де Роде скомандовал в жестяной рупор: «Правый борт, два фугаса. Огонь!». Бабахнули орудия. Один перелет, второй снаряд явно попал пиратам в пороховой погреб. Раздался мощный взрыв, от корабля остались лишь нос и корма, которые моментально затонули.

Морские грабители быстро пришли в себя, пошли на сближение. На борт «России» со стуком упали штурм-трапы. Головорезы Никиты Тверского приготовились к абордажу, правда, весьма своеобразно. С десяток лучших стрелков выступили вперед с берданками. Абордажники стояли на полусогнутых ногах, держась за леера и концы тросов. Есть касание, глухой удар потряс судно. Послышалась команда: «Огонь!» Полыхнул залп, затем второй, третий. Воины передавали стрелкам заряженные винтовки. Шведы отхлынули от борта. Палуба пиратского корабля в крови. Куча трупов. Еще один залп: «тррах-тах-тах», бухнули берданки, сметая все на своем пути.

Никита Тверской подал команду: «В атаку!», – и его подопечные, побросав винтовки, схватились за короткие абордажные сабли и боевые топоры. Многие в другой руке держали револьверы.

Многоголосное ура раздавалось в воздухе, причем что интересно – орали на русском языке, хотя в команде абордажников представителей Московии, кроме командира, не было.

Вместе с первой волной атакующих метнулся и Кошкин. Мачо кинулся в атаку в районе кормы. Шведы сдаваться не собирались, невзирая на большие потери – погибло не менее трети экипажа, – и с ревом бросились на противника.