Князья Хаоса. Кровавый восход норвежского блэка

В детстве, что прошло в горной части Австрии, в прекрасном месте меж горных озёр, мне довелось увидеть Перхтов, которые тёмными зимними ночами бродили по городам и весям. Перхты были добрые, прекрасные, в ярких разноцветных одеждах, с блестящими украшениями, Шьяхперхты — ужасные приведения с того света, с грубыми формами, с деревянными или берестяными масками, облепленные мехом, мохом или лишайником, одним словом, демоны, в которых рядились на празднество местные жители. Так вот Шьяхперхты почему-то привлекали меня больше всего. Их окружала своеобразная аура паники. Еще несколько веков, а в некоторых отдаленных уголках, и десятилетий тому назад, эти костюмированные персонажи, которые сегодня выполняют лишь роль примитивного шоу, китча для развлечения приезжих, были совершенно искренней обрядовой практикой, сохранившейся с дохристианских времен. Зрелище было настолько жутким, что при виде этих демонических существ с звериными масками ужас Испытывали не только дети, но и взрослые. В карнавале Перхт языческая древность, так называемые "тёмные века", языческая культура вервольфа может в первозданном виде сохраниться и до наших дней. Взрослые, как правило, всегда распознавали ряженных, но даже после того как они узнавали в чудище соседского мальчишку, в их сознание вкрадывалось странное ощущение того, что под облачением призрака находится совсем другой человек.

"Всякий облачающийся в эти опасные одеяния рискует сам попасть под влияние тёмных, неведомых сил. Нечистые бесовские силы пробуждаются в нём; он сам превращается в беса… Ряженые в эту ночь становятся «одержимы», они являются сосредоточием бесовства и чертовщины."

Отто Хефлер, "Тайные обрядовые сообщества германцев"

Во всех шаманских культурах присутствуют танцы, символизирующие животных. Шаман облачается в меха, одевает украшения из зубов, клыков, перьев или же раскрашивает тело и лицо для того, чтобы пробудить в себе качества того или иного животного. Каждый ритуал зачастую может иметь свою определённую динамику, а простое копирование поведения животного в какой-то момент совершает метаморфозу в самом танцующем.

В этой психологической драме мифология переплетается с глубинной психологией. В сознании шамана и в сознании внешнего мира его дух сливался с духом изображаемого им существа. Оживлённое воображение перерастало в мистическое родство. Маска не только меняла внешность, она влияла на восприятие. Она "замыкала накоротко" повседневное сознание на часы, дни и даже недели, перед глазами открывалась пустыня… «Псимволическая» магия оказывала действие на человека, стирая грань между актёром и изображаемым им существом.

Подобная метаморфоза играла также значительную роль среди берсеркеров и вервольфов — происходила она иногда сознательно, иногда нет. Эти воины носили волчьи шкуры, ремни их были спялены из волчьего волоса, они пили особые напитки, в которые, вероятно, подмешивались наркотические вещества.

В 1691 году в теперешней Латвии произошел такой случай: старый крестьянин по имени Тьез вдруг начал постоянно рассказывать о том, что он является членом стаи вервольфов, о том, как одевая волчьи шкуры они превращаются в волков, приобретая при этом невиданную силу, о том, как они охотятся на настоящих или воображаемых врагов, как рвут на части животных или спасаются от собак.

Этот старик в свои восемьдесят все ещё был вервольфом и хотел перед смертью передать свою силу молодому преемнику. Он сам был посвящен в вервольфы таким же старым крестьянином, передавшим ему свою волчью шкуру. Отныне в определённое время года — в частности, в зимнее и летнее солнцестояния — он должен был обращаться, будь то по своей воле, или нет, в волка. Выбора у него не было, и хотел ли он использовать свою силу или нет, не имело значения, даже если бы он решил бороться с ней.

"В старину жили на свете молодцы, которые в особый день надев колдовскую шкуру, превращались в вервольфов. В обычной жизни же были они такими же, как и все, а может и лучше: были они добры и дружелюбны и никогда не причиняли никому вреда. Но когда принимали они волчью личину, нужно было опасаться их. Многие из этих несчастных хотели избавиться от проклятых шкур, но…"

Г.Гойе, Р.Фольтер "Фламандские былины"

II